Повести и рассказы

22
18
20
22
24
26
28
30

Буханка хлеба, соль, спички, табак, пара лесок с крючками, полог от комаров — все это было в моем мешке, и, не раздумывая больше, я пошел добывать лодку.

А час спустя на маленьком остроносом куласе я уже плыл по узкой протоке, все глубже и глубже забираясь в глушь прикаспийских джунглей.

Узловатые, кривые ветлы с пышными кронами молча стояли по сторонам. В две шеренги, как на параде, выстроились вдоль берегов высокие густые камыши. Беззвучно парили коршуны в синей вышине, беззвучно вышагивали по отмелям серые цапли… Удивительная, неправдоподобная тишина царила вокруг. И только весла поскрипывали и всплескивали, погружаясь в неглубокую теплую воду, заросшую широкими красноватыми листьями водяного ореха. Листья нехотя расступались, пропуская кулас, но тут же сходились вновь и плотно затягивали водную дорожку за кормой.

Так, лениво шевеля веслами, я плыл, медленно продвигаясь вперед. Вдруг вечерний бриз прошумел в камышах и напомнил мне, что пора подумать о ночевке.

Я приналег на весла. Вода забурлила вдоль бортов. Один за другим оставались за кормой заливы, мыски… Наконец я облюбовал круглый, как курган, островок, заросший деревьями, и направился прямо к нему. Выбирая, куда бы лучше пристать, я заметил, что островок уже занят: у подножия высокой ветлы дымился костер.

Я было свернул в сторону, но передумал: кто бы ни оказался хозяином костра, делить нам нечего, а места для ночлега хватит и на двоих.

Я взял круто к берегу. Кулас с разгона врезался носом в камыши. Бросив на траву маленький якорь, я придавил его ногой, подошел к костру и сел, поджидая хозяина.

Скоро он показался.

В старой брезентовой куртке, в коротких резиновых сапогах, с ружьем в руке, он шел, уверенно ступая по косогору. Когда он подошел поближе, стало видно его уже немолодое лицо, короткие светлые волосы, мелкими колечками лежавшие на голове, тонкие пальцы рук.

Он снял дымчатые очки в роговой оправе и взглянул на меня добродушно-удивленными светлыми глазами. Повесив ружье на сучок, он достал из кармана портсигар, молча предложил мне папиросу и только после этого сказал:

— Здравствуйте.

— Здравствуйте, — ответил я, и мы закурили.

Так, дымя папиросами, мы посидели у костра, помолчали, внимательно поглядывая друг на друга, и вдруг заговорили сразу обо всем: о погоде, о путине, о Москве, о новых книгах, о Волге…

Тут какая-то птица протяжно прокричала резким голосом. Мы замолчали и посмотрели вокруг. День кончался. Наш островок обступили причудливые черные тени. Со всех сторон быстро надвигался полумрак. И только высоко в небе еще горели розовым светом легкие перистые облачка.

— Будет шторм, — сказал мой собеседник, посмотрев на небо.

— Да, будет шторм, — согласился я и почему-то вспомнил случай, свидетелем которого мне пришлось быть совсем недавно.

…Десятка полтора рыбацких парусных лодок — реюшек — длинной колонной стояли за кормой плавучего рыбозавода. Ветер крепчал. Волны с каждым ударом злее кидались на маленькие кораблики, и с каждой волной реюшки все ниже кланялись мачтами, дергаясь на якорях.

Вдруг одна из них поклонилась особенно низко, потом выпрямилась и понеслась по ветру, набирая ход. На палубе стояла девушка. Больше там никого не было.

Со всех судов кричали что-то, но девушка растерялась. Она не слышала или не понимала советов и, крепко держась за мачту, смотрела вперед, в открытое море.

А мы столпились на корме рыбозавода и ничем не могли помочь. Мы знали, конечно, что девушка не погибнет. Но прежде чем разогреют мотор на катере, прежде чем догонят реюшку и возьмут ее на буксир, пройдет немало времени.