Мария Михайловна молчит.
— Мамуля, — мурлычет Митя, можно мне маленькую морковку?
— Можно, милый.
— Мамуля, морковку моют?
— Моют, Митя.
— Мылом?
Мария Михайловна мрачнеет.
— Митя, мальчик мой милый, молчи…»
Я встал, покурил, а когда вернулся к столу, с ужасом обнаружил, что опять весь рассказ получился на «М», и опять, как вчера, заплясали перед глазами мухи, мотыльки, малиновки, «мессершмитты», моль…
«Довольно, — решил я, — не буду про маленьких мальчиков… Напишу лучше про большого зверя. Вот, например:
«Матерый медведь молча мотал мохнатой мордой…»
Я вовремя остановился. «Нет, — решил я, — и про медведя нельзя. Лучше что-нибудь о природе, о луне… Это успокаивает…»
И я написал:
«Мельница. Молодой месяц мелькнул между мрачными…»
И здесь это «М»! Напишу-ка лучше про насекомых. Я обмакнул перо и твердо вывел заглавие:
«Мужественный муравей…»
Бросил ручку, надел пальто, вышел на улицу.
Морозило. Молодой мужчина мел мостовую. Миновав Москворецкий мост, мечтал милиционер. Мимо меня мчались машины, мотоциклы…
Я бросился домой…
Медный маятник мерно мерял минуты.