Том 4. Белая гвардия. Роман, пьесы.

Мышлаевский. Правильно! (Выпивает рюмку водки.) Какого пса, в самом деле, я на позициях буду гнить, а он деньги копить под столом...

Николка. Василиса симпатичный стал после того, как у него деньги поперли.

Студзинский. Тише!

Алексей. Вернется на прежнее место. Вернется! Россию поставьте кверху ножками, настанет час, и она станет на место. Все может быть: пусть они хлынут, потопят, но пусть наново устроят, но ничего не устроят, кроме России. Она — всегда она. Видите ли, они нас раздавили. Нас списывают со счетов. Ну что ж? Мы, братцы, в меньшинстве, поэтому не будем мешать. Попробовали, вот меня и искалечили. Я теперь смотрю и думаю, зачем? Ради чего, в самом деле?

Мышлаевский. Да, ради чего?

Николка (напевает.)

Была у нас Россия, Великая держава...

Алексей. И будет... Значит, надо сидеть в ней и терпеливо ждать.

Студзинский. Доктор, будет ли когда-нибудь она?

Алексей. Будьте покойны, капитан. Не будет прежней, новая будет. А за границу? Что ж там делать? Что вы там будете делать?

Мышлаевский. Куда ни приедешь, в харю наплюют: от Сингапура до Парижа. Нужны мы там, за границей, как пушке третье колесо!

Алексей. Я не поеду. Я не поеду! Буду здесь, в России, и будь с ней, что будет!

Мышлаевский. Да здравствует Россия!

Николка. Ну, на это я согласен: да здравствует Россия!

Мышлаевский. Закрывай, Алеша, собрание, а то Троцкий дожидается: входить ему или не входить, не задерживай товарища!

Выходят Елена и Шервинский. У Шервинского открытая бутылка в руках.

Николка. Встать смирно!

Алексей. Тише! Собрание объявляю закрытым. Имею заявление. Вот что: сестра моя Елена Васильевна Тальберг разводится с мужем своим, бывшим полковником генерального штаба Тальбергом, и выходит... (Указывает рукой.)

Лариосик. А!

Мышлаевский. Брось, Ларион, куда нам с суконным рылом в калашный ряд. (Шервинскому.) Честь имею вас поздравить. Ну, и ловок же ты, штабной момент!

Студзинский. Поздравляю вас, глубокоуважаемая Елена Васильевна.