— А не знаете ли вы какого-нибудь вашего приятеля, которому бы понадобились беглые души?.. — прервав письмо, спросил Плюшкин.
— А у вас есть и беглые? — быстро спросил Чичиков, очнувшись.
— В том-то и дело, что есть.
— И сколько их будет?
— Да десятков до семи наберется.
— Нет?..
— Ей-богу, так! Ведь у меня, что год, то бегут. Народ-то больно прожорлив, от праздности завел привычку трескать, а у меня и самому есть нечего... А уж я бы за них что ни дай бы взял.
— Что ж, я готов их взять, коли так, — небрежно сказал Чичиков.
— А сколько бы вы дали? — спросил Плюшкин, руки его задрожали, как ртуть.
— По двадцати пяти копеек за душу.
— А как вы покупаете, за чистые?
— Да, сейчас же деньги.
— Батюшка! Благодетель вы мой, ради нищеты моей дали бы уж по сорок копеек.
— Почтеннейший! — воскликнул Чичиков, приложив руки к сердцу. — Не только по сорока копеек, по пятьсот рублей заплатил бы, но... состояния нет. По пяти копеек, извольте, готов прибавить.
— Ну хоть по две копеечки еще пристегните.
— По две копеечки пристегну, извольте. Сколько их у вас?
— Всего наберется семьдесят восемь...
— Семьдесят восемь, семьдесят восемь по тридцати за душу, это будет... — быстро подсчитал Чичиков, — это будет двадцать четыре рубля девяносто шесть копеек!
И, достав бумажник, он стал отсчитывать деньги...