Воин и меч

Константин понимал, что умирает и осознание того, что именно эта женщина, втеревшийся в доверие враг, стала причиной краха всех его идеалов и самой жизни, ярило его бессильной злобой на пороге смерти.

Чёрненький был счастлив. Такого сладкого куска он давно не проглатывал.

– Смотри не обожрись! – Сказал я ему, довольный и благодарный за счастливый конец этой истории.

– Не переживай, у меня всё впрок идёт. – Сказал он, улыбаясь, сытыми и наглыми, кошачьими глазами.

Напряжение спало, словно вылетая из ведра вода стекла на землю. Непривычная лёгкая дрожь пробежала по конечностям Анатоля, всё-таки не часто приходится бывать на самом пороге смерти. Он огляделся, Анастасия стояла в дверном проёме, облокотившись о притолоку. Испачканная кровью, несчастная, напуганная и больная, она всё равно в этот момент выглядела красивой, Анатоль увидел её глазами падшего Адама, шагнул вперёд, взял на руки и понёс наверх к свободе городской ночи. Она не сопротивлялась, хотя вполне могла бы сама подняться по лестнице.

5. Естественное увлечение

Из ванной она вышла, отираясь полотенцем бесцеремонно нагая. В квартире Анатоля было жарко натоплено, сквозь тяжёлые шторы на окнах блестел морозный узор, глядя на него, по телу бежали мурашки, но Анастасия перевела взгляд, улыбнулась и бросила полотенце комом на стоящий в углу спальни стул. Потом заметила, как Анатоль вожделенно смотрит, ждёт, приняла картинно эротическую позу, прошлась ещё по комнате, сознательно приближаясь к нему по длинной дуге. Подойдя встала на четвереньки и поползла по кровати.

«Мог бы и раздеться». – Подумала она. – «Опять, так некстати, придётся ковыряться во всех застёжках этих несносных кальсон».

Но Анатоль не разделся сознательно, его возбуждало когда она сама, немного поругиваясь, разгадывала механизм работы пуговиц на его одежде и с остервенением стаскивала её с него, частенько разрывая сочленения, которые не хватило терпения разомкнуть.

В комнате было тепло, но после горячей воды Анастасия быстро остыла, кожа её подобралась, пошла пупырышками, грудь подтянулась, соски затвердели. Анатоль любил первое прикосновение к такому её телу, подёрнутому изморозью мурашек, пока, благодаря разнице температур оно так ощутимо, и каждая её клеточка, прикасаясь к нему, оставляет свой след на полотне чувств. Поглаживая и лаская её, он наиболее ярко ощущал перепады форм, гладкую мягкость ложбинок и жар, скрытый под тонкой корочкой прохлады, рвущийся наружу в поцелуях, росу страсти, выступившую так ощутимо на распустившемся бутоне вожделения, под скользящими по ней пальцами.

Когда Анастасия закончила стаскивать с него тряпки, Анатоль сильно схватил её, поцеловал, прикусил ей нижнюю губу, постарался перевернуть на спину, одновременно шагая по её стану поцелуями, покусывая выступу, щекотя офицерскими усами и сбритой, но всё равно ощутимой щетиной. Она сопротивлялась, игриво стараясь оставить за собой стратегическую высоту оседлав его и сковав бёдрами, но потом поддалась натиску бескомпромиссной атаки и пустила своего героя в сокровенное лоно плотских наслаждений.

Отступив, Анастасия не закончила бой, продолжая стонать, кричать извиваться, она царапала и грызла своего партнёра с остервенением одичавшей кошки.

Кровать билась о стену. Любовники, издавая животные крики, переворачивали лёгкую мебель, путешествуя по комнате в поисках новых мест для взаимодействия.

Процесс слияния ненасытной пары длился достаточно долго для того, чтобы стать очевидным окружавшим их соседям, поэтому, когда ярость страсти немного спала и Анастасия нежно мусолила его луковку своими губами в дверь агрессивно и сильно постучали. Обращать внимание на постороннее вмешательство не хотелось, и любовники решили проигнорировать этот негативный выпад внешнего мира в свою сторону, но стук повторился с ещё большей настойчивостью.

Анатоль обвязался недавно сброшенным его музой полотенцем и пошёл раздражённый к двери. За ней он увидел лицо, не менее раздражённого офицера, с которым был едва знаком, но знал, что тот живёт по соседству.

Несмотря на близость проживания, посредственность их знакомства была неслучайной. Анатоль никогда не питал к этому человеку симпатии, считая его персонажем исключительно грубым, и поэтому неприятным. Избегал встреч с ним всеми возможными способами, и первое время после своего поселения в этой квартире отбивался как мог от его попыток завязать знакомство. Причём внутренняя неприязнь нашего чистоплюя была настолько высокой, что он не затруднил себя запомнить имя соседа. Но тот в силу своего грубоватого простодушия, казалось, не замечал производимого впечатления и продолжая упорствовать в своей фамильярности ещё больше раздражал Анатоля.

– Голубчик мой, я всё понимаю, но давай уж как-нибудь потише. Оно, конечно, есть чем похвастаться, не у каждого так до визга получается барышню довести, но ты пойми правильно, ведь и я могу быть не один… Ты своей этой рот, что ли,  ладошкой прикрывай раз уж ты такой жеребец и ей никак не сдержаться. Оно так тоже бывает интересно…

Всё время пока этот человек высказывал Анатолю свои замечания, с его точки зрения, может быть даже и лестные в чём-то, Анатоль менялся в лице и из красного становился бледным. Слушая этот небольшой, но отчётливый монолог, Анатоль убеждался в беспредельной наглости своего соседа, посмевшего так бесцеремонно вторгаться в приватность его личной жизни, да ещё и в такой вульгарной форме.

– Как Вы смеете… – Вспылил Анатоль, недослушав раздражающий его монолог. – Так вульгарно вторгаться в интимную часть моей жизни и так скабрёзно разбирать то, что касается исключительно меня.

– Как я смею, как смею… Да твоя интимность дорогой мой друг стала достоянием всего подъезда и скажи спасибо, что я хотя бы прервал твою трансляцию собственных похождений и не позволил окончательно выглядеть идиотом.