Воин и меч

22
18
20
22
24
26
28
30

Нужного человека пришлось подождать. Он вошёл деловито в комнату, коренастый с пышными усами гремя и звеня амуницией. В сопровождении рядовых полицейских. Посмотрел серьёзно на Анатоля, потом в бумагу, которую держал в руках, потом ещё более серьёзно и без обиняков сказал:

– Анатолий Павлович, вы задерживаетесь по подозрению в убийстве до выяснения обстоятельств. Извольте сдать оружие и проследовать за конвойным. Прямо сейчас времени заниматься вами нет, придётся подождать в изоляторе, а когда следователь освободится, мы с Вами продолжим.

Такой поворот событий выбил почву из-под ног Анатоля, и он холодными от волнения руками отстегнул перевязь, снял саблю, вынул табельное оружие и проследовал за конвоиром в кутузку. Когда решётчатая дверь со скрипом затворилась за его спиной, и щёлкнул замок, Анатоль опустился на соломенный тюфяк и огляделся. Камера была чистая, свежевыбеленная. Видимо, офицеров не сажали вместе с ворьём и террористами.

«Кажется, это конец». – Промелькнуло в голове и словно в ответ застучало в висках. Анатоль откинулся на стену, она оказалась холодной и неприятной, лёг. Время тянулось медленно, стемнело, сон не шёл. Мысли в голове роились, толкались, путались. «Не буду ничего говорить без адвоката». – Решил Анатоль окончательно. Но невыносимо было сидеть взаперти. Сам факт ограничения в передвижение против своей воли уже приводил Анатоля в бешенство. Невыносимо было осознавать собственную беспомощность, невозможность поступать по-своему, словно поскользнувшись упал на скользкий склон и катишься вниз по ледяному жёлобу, набирая скорость и без возможности свернуть. А главное – в конце этой горки тебя ничего хорошего не ждёт. Несмотря на невыносимую тягучесть, время всё-таки шло кое-как, и Анатоль заснул беспокойным, прозрачным сном, сквозь который, ему казалось, он продолжает лежать и думать.

Чёрненький, тем временем, довольный расхаживал взад и вперёд по коридору. В камеру к Анатолю он не полез, тот же страх несвободы, одолевавший Анатоля, был и ему противен. Довольно улыбаясь, он поглаживал пузо и что-то бормотал себе под нос. Становилось ясно, что ничего интересного, обещающего вкусный ужин в ближайшее время не предвидится, но вопреки обыкновению чёрненький не заскучал и не заснул в уголке, мирно кивая носом, а наоборот находился в приподнятом настроение. Остановившись, он ещё раз оглядел камеры с заключёнными, прикинул что-то в голове и исчез.

Меч спокойно отдыхал в своём мире. Блуждая по собранным воспоминаниям переправленных им в мир иной людей. Он наслаждался погружением в чужие жизни, купался в каждой из них как в разных бассейнах, и частенько в момент погружения забывал, кто он есть. У него была отменная коллекция, аккуратно рассортированная по воинам, которым он служил. Чем благородней был его хозяин, тем приятней были воспоминания. Наш меч на протяжении своего долгого существования служил практически только прямым и справедливым людям, и то что совершали, они почти не противоречило его собственной натуре, поэтому в своём царстве меч прибывал в гармонии, и счастливом умиротворении, погружаясь в подвиги прежних хозяев.

Рядом с ним из облака зелёного тумана возник чёрненький. Раздосадованный меч спросил:

– Что это ты? Раньше я тебя тут не видел и был рад этому, надо сказать.

– Ну всё бывает впервые. Дело появилось.

– Какое такое дело?

– Знаешь, – начал уходить от ответа чёрненький, – мне всегда было интересно как это у вас, мечей, всё устроено. Ты, что просто погружаешься в чужие жизни и чувствуешь себя человеком?

– Погружаюсь, но всё обстоит не совсем так, как ты предполагаешь. Вначале я переживаю совершённый подвиг, потом восхищаюсь его целесообразностью, а дальше, проходя жизненный путь упокоенного, воздаю хвалу моему прежнему господину. Если вкратце, то как-то так. Работу механики моего мира я не знаю, ведь я просто в нём живу, а не создаю его. Но раз уж зашёл такой разговор, удовлетвори и ты моё любопытство. Как у вас всё устроено, почему зелёный туман?

– Ну это очень просто, на него можно наложить любую картинку. Кто что хочет тот-то и представляет.

– То есть души, попавшие к вам, представляют всё что хотят?

– Ну они представляют, конечно, не всё что угодно, а вполне конкретные вещи, и эти вещи, примерно, укладываются в рамки десяти заповедей. А там уже кому, что больше нравится с любыми вариациями. Фантазия только у них ограниченна, перед дистанцией в вечность она бессильна, половина из них лет через десять о самоубийстве начинает мечтать, причём в таких изощрённых формах я сам удивляюсь иногда.

– А зелёный туман, извини, это результат вашего пищеварения? – Скривился меч, но, пользуясь удобным случаем, решил прояснить для себя некоторые «чёрные пятна», связанные с устройством отдельных областей мироздания.

– Ну да, да, пердёж можно сказать, если простым языком. Вот наемся всех этих страстей и лечу домой атмосферу пополнять. У каждого своя работа.

– И ты хочешь сказать, души добровольно к вам идут, кто же соглашается провести вечность в таком смраде?

– Толпами валят, толпами. Ты просто не знаешь, что предлагает альтернативная сторона. Чтобы туда попасть надо через огонь пройти и все вот эти фантазии из себя выжечь, а потом, сталкиваешься с реальностью. Весь мир и ты сам перед тобой предстают такими какие есть, а это, знаешь ли, невыносимо для многих и только потом уже можно к Всевышнему приблизится. Но самое главное выбор каждый делает сам, и он без обмана. Когда душа на развилке оказываешься, у двух дверей, то видит, что за каждой из них происходит. Я не знаю, кто у них там занимается всем этим в отделе рекламы, но я бы давно таких работников на пенсию отправил. Наверху принято считать, что честность – это основа преподнесения информации. Ужас. Вот к ним никто и не идёт, почти. А у нас всё просто, что нафантазировал в том и живёшь. Поэтому отбоя нет от желающих, а главное, на двери у развилки ты собственные фантазии видишь, не зелёный же туман. Ну конечно, если только ты не отшельник, который пол жизни в пустыне провёл и фантазий у тебя не осталось, то тогда да, для таких всё очевидно, за нашей дверью они пердёж видят, а огонь для них свет благодатный им бояться нечего. Но их, к счастью, почти и не осталось уже. – Чёрненький любил поболтать о том, как у него на родине всё хорошо устроено и вообще был разговорчивым, мог бы полвечности языком чесать и, наверное, рассказал бы мечу ещё кучу всяких тонкостей, но тот его прервал.

– А ты собственно зачем ко мне прилетел, у тебя дело вроде?