– Разве что в обмен на желание, – в его голосе слышится улыбка и неуместная, почти обидная заинтересованность.
– Какое?
– Давно хотел, правда. – Он оттесняет меня назад к окну и усаживает с ногами на подоконник. Сам остаётся стоять сбоку, неторопливо скручивает мои волосы в жгут и перекидывает через плечо на левую грудь. – Сперва я поцелую все твои веснушки. Везде. Каждую.
– Не нужно говорить о них, как о чём-то особенном. Я не комплексую.
– Они особенные, – с нажимом произносит он у самого уха. – Ты можешь думать что угодно, но не стоит посягать на моё мнение.
Я покорно обхватываю ноги руками, укладываясь щекой на колени. После режущего глаза света под закрытыми веками пляшут цветные круги. Очень хочется зажмуриться крепче и помотать головой, чтобы избавиться от неопределённости. Он правда так считает или умышленно использует то, о чём прочитал в дневнике?
Раду касается задней части моей шеи сомкнутыми губами. Порхающие прикосновения заставляют сердце тоскливо сжиматься. Я сейчас настолько разбитая, что понимаю, если он надавит, не смогу сопротивляться – проведу в этом плену оставшиеся недели.
В качестве женщины, которой он одержим, я бы осталась.
Но ведь отец чётко обозначил цель Раду:
«Два чужих человека всегда будут перетягивать одеяло каждый на себя. Только общие дети направят ваши интересы в единое русло и приумножат капитал. Это жизнь. Почему он это понимает, а ты упираешься с категоричностью подростка? Откуда в тебе такая инфантильность?»
Это не инфантильность, папа. Это – самоуважение.
Мне бы хватило половины прибыли. Сложнее доверять человеку лишь наполовину, зная какими методами он заполучил моё согласие.
Мой страх и мой стыд были настоящими! Я их прочувствовала от и до. А человек, чьи губы по мне гуляют – кто мне признается, где в нём заканчивается личный расчёт?
Раду прекрасно знал, что я упрусь. Я изначально приняла попытку устроить наш брак в штыки. Пример такого договорного союза – его родители: семья только на бумаге, чужие люди. Сколько лет они в сумме продержались вместе под одной крышей? Если не ошибаюсь от силы года три. Ни черта их деньги не сплотили. Неудивительно, почему сын, который, следуя этой логике, должен был скрепить их семью, даже не носит фамилию отца.
– Где ты, Влада? Такое чувство, что целую камень.
Моё напряжение слишком явное. Я не понимаю, как себя теперь вести. Не знаю и всё.
Чего Раду ждёт от избалованной мажорки? Наверное, сиюминутных, пустых капризов. Он же такой меня видит, да?
– Я не привыкла жить в клетке. – Раздражённо передёргиваю плечами, отмахиваясь от тепла его губ. – А ты меня держишь в четырёх стенах. Я в них задыхаюсь.
– Ну пошли, прогуляемся.
По его ровному тону не понять, поверил или нет. И не проверить никак, не вызвав подозрений.