Мировое правительство

За полночь многие сотрудники разъехались по домам, и лишь некоторые, как правило неженатые, все еще общались друг с другом, образовав небольшие теплые компании в разных частях офиса, выглядящего столь непривычно с новогодними украшениями и горами из коробок подарков возле каждого стола.

— Сколько у тебя было в конверте утром?

— Полтора. Охренительно! Только очень жаль отдавать половину этих денег на налоги Дяде Сэму. Останется только семьсот пятьдесят тысяч. Тоже неплохо: отдам часть кредита за квартиру, куплю себе «Астон Мартин» за сто пятьдесят штук, но на все остальное наличности, кстати, не так уж и много.

— У меня две с половиной. Почти в два раза больше, чем в прошлом году.

— Везет. Но ты был на самом «золотом дне». Весь год занимался упаковкой ипотечных бумаг.

— Да, просто гениальная идея руководства, если разобраться. Берем лучшие кредиты, самых надежных заемщиков, с высшим рейтингом ААА. Затем добавляем кредиты второго уровня — ЗВ, тоже в целом нормальные, но уже похуже. А потом заливаем все сверху субстандартными займами. Так, для объема портфеля. Вообще-то субстандарт — это полное дерьмо, если называть вещи своими именами. Почти никакие из них не будут возвращены. Но в данном случае это неважно. Потом я звоню в крупную страховую компанию, дешево покупаю у них CDS (гарантии от дефолта) на весь долговой портфель. Кстати, помнишь Блайт Мастерс из JP Morgan? Ну, такая распальцованная, стервозная, дорого одетая. Не поверишь, но она сама когда-то давно эти CDS-ки и придумала. Затем обращаюсь со своим продуктом в рейтинговое агентство. Они все у нас давно прикормлены и, как правило, делают все, что нам от них нужно. Денек смотрят для проформы бумаги и цифры, проверяют гарантию и затем ставят рейтинг ААА на весь пакет долгов. После чего мы его за отличные деньги продаем куда-нибудь в Лондон или Азию. И у нас их с руками отрывают!

— То есть вы смешиваете в пропорции один к трем дорогое вино, подкисшую брагу и сливную воду из унитаза и потом продаете все вместе кому-то, как будто все это — дорогое вино?

— Ну, или, иначе говоря, мы создаем стоимость для наших акционеров и удовлетворяем запросы трейдеров в наших компаниях-клиентах по всему миру, которые потом уже и сами проворачивают с этими пакетами долгов такие всевозможные фокусы, что просто закачаешься. Сейчас время такое. Надо делать миллионы из воздуха, или будешь глотать пыль, лежа в кювете. Кстати, на 42-й улице открыли суперский ночной клуб. Крутая публика, отличная музыка. Такие девочки-модели там сидят у барной стойки, просто закачаешься. За ночь просят три штуки, но можно под утро некоторых уломать и за одну. Трендовое место. Просто так туда хрен зайдешь. Но у меня там знакомый диджей, так что фейсконтроль пройдем. Поехали туда, развлечемся как следует, обмоем премии.

— Класс! Уже вызываю такси…

Федеральный госпиталь города Джексонвилл, штат Флорида, сентябрь 2007 года

— Тетя, пожалуйста, не говори так.

— Нет, дорогая, это правда. Мне некуда идти, не на что жить, негде ночевать, и меня завтра выкинут из этой больницы, потому что они оказали мне по закону бесплатную экстренную помощь, а на стационарное лечение нужна медицинская страховка.

— Умоляю, лежи только спокойно, мы что-нибудь придумаем.

Химена со слезами в глазах прижимала вялую руку Марии Лурдес к своей груди. Ее тетя, еще недавно такая сильная и мужественная, бессильно лежала на больничной койке с кислородной маской на лице. Мария больше года прожила в своем новом доме — в жизни он оказался вовсе не таким замечательным, как выглядел на том рекламном проспекте. Крыша уже на момент сдачи оказалась слегка ржавая и сразу начала протекать из-за сильных зимних дождей. Вида из окон не было вообще — только серые стены таких же домов вокруг, стоящих почти впритык. За коммунальные услуги, хотя Мария по привычке абсолютно на всем экономила, приходили счета на триста долларов в месяц, что было для нее ощутимой суммой. Все свои очень скромные сбережения — пять тысяч долларов, отложенные на черный день, — она вложила в покупку самой дешевой мебели. Ей трудно было найти работу поблизости, и пришлось в кредит еще купить недорогую машину, которую она в силу возраста боялась водить, хотя и получила права. Но страшное случилось неделю назад. Ей позвонили из банка и напомнили, что со второго года она была обязана платить ипотечные проценты. Ей нужно уплатить единовременно со всеми надбавками около пятнадцати тысяч долларов. Для нее это была немыслимая сумма. Она приехала в офис в банк, где слезно просила отодвинуть первый платеж еще хотя бы на полгода, но получила резкий отказ. Тогда ей пришло в голову проверить расчет суммы. Оказалось, что проценты начислялись на стоимость дома на момент покупки. Но ведь с тех пор, с весны 2007-го, стоимость недвижимости во Флориде полетела вниз, словно снежный ком! Теперь точно такой же дом стоил бы минимум в полтора раза дешевле! Она предложила пересчитать сумму взноса от нынешней, упавшей цены дома, но ей снова резко отказали. Даже пришел солидный юрист и ткнул пальцем в какое-то место в договоре. После двух бессонных ночей Мария Лурдес позвонила в банк и сообщила, что она отказывается от дома. Следующим утром ее разбудил звонок судебных приставов. Чтобы упаковать все необходимые вещи, ей дали всего полчаса, не оказав никакой помощи. Вечером того же дня с Лурдес прямо на работе произошел сердечный приступ.

Выхода и вообще какой-либо надежды на то, что в ее жизни теперь хоть что-то снова образуется, уже практически не было. Через пару дней ее увезли в грязную дешевую ночлежку для нищих пожилых людей на юге Флориды. Химена, тоже отказавшаяся от своего дорогого кондоминиума, сменив его на скромную квартирку в бедном, отдаленном пригороде Джексонвилла, могла навещать тетю лишь изредка.

Кризисный 2008 год, Нью-Йорк, Вашингтон

Ползучий финансовый кризис в США длился уже почти год. После более чем двукратного роста за предыдущие три года цены на недвижимость рухнули вниз, причем со скоростью, казавшейся удивительной. Всего за два-три месяца индекс стоимости жилья упал в полтора раза по сравнению с недавним пиком. А затем произошло нечто еще худшее. Домовладельцы отказывались продавать свои дома по внезапно снизившимся ценам, полагая, что вскоре они вырастут обратно. У покупателей домов не было ни достаточно денег, ни желания платить за дома больше, чем они фактически стоили на рынке. Объем сделок купли-продажи недвижимости сократился в несколько раз. Рынок жилья США впал в настоящую кому, потеряв всякую ликвидность — большие деньги разом ушли из него. И именно это стало причиной перерастания американского ипотечного кризиса во всемирный финансовый. Но почему произошел столь внезапный отток триллионов?

Самое распространенное объяснение, которое можно найти в любом исследовании, заключается в том, что цены на дома взлетели слишком высоко, и у американских потребителей больше не было денег столь дорого покупать их, то есть произошла естественная рыночная коррекция. Это объяснение в корне неверно уже потому, что у американских потребителей точно так же и не было денег на покупку недвижимости, когда они ее скупали невиданными темпами. Система раздавала им огромные, почти бесплатные кредиты практически без всяких ограничений. В 2007-м владельцы ФРС решили, что они сняли уже сливки с раздувшихся пузырей недвижимости и акций и теперь самое время для еще более сказочно доходной игры на понижение их стоимости. Учетная ставка ФРС за год поднялась в шесть раз, чего никогда не было за всю столетнюю историю Системы: с одного до шести процентов. Аттракцион невиданной щедрости раздачи бесплатных денег закончился, хотя мало кто в эйфории того времени вовремя обратил на это внимание. Второй величайший рукотворный «кризис века» после Великой депрессии начался.

Первой крупной жертвой кризиса в марте 2008-го стал мощный инвестиционный банк Bear Sterns, особенно усердствовавший в операциях по купле-продаже ипотечных облигаций, разорившись на этом. Его тут же поглотил гигант JP Morgan, получивший на эту сделку кредит по специальной, почти нулевой ставке от Системы, — в обход всех правил. Таким образом, первый удар кризиса Уолл-стрит отразила довольно легко. Летом 2008-го рухнул банк Washington Mutual, и это уже была очень мутная история. Название банка соотносилось не со столицей США, а со штатом Вашингтон, находившимся на противоположном конце страны, со столицей в Сиэтле. Это был очень уважаемый, коммерческий, неинвестиционный банк со столетней историей, в нем хранили депозиты миллионы людей, живущих по всему Западному побережью, что делало его одним из самых лакомых кусков в банковском мире Америки. В какой-то момент у него возникли трудности с ликвидностью, и в ту же неделю его долги скупил все тот же JP Morgan, вскоре поглотивший его, не спросив ничьего разрешения, что было списано на «особые обстоятельства» кризиса.

В августе 2008-го акции двух главных ипотечных компаний Америки, «Фредди Мэк» и «Фанни Мэй», на балансах которых осела основная часть «мусорных», субстандартных ипотечных облигаций, названных банкирами «токсичными активами», упали в цене на 80 %. Парадоксально, но главными пострадавшими от этого падения стали Китай и Россия, незадолго до этого вложившие в акции этих компаний немалую часть своих золотовалютных резервов. Министр финансов Китая в личном разговоре с Хэнком Полсоном на ужине в Пекине в честь открытия Олимпиады прямо сказал тому, что если правительство США не спасет «Фредди» и «Фанни», то Китай начнет большую целенаправленную игру на понижение всего американского фондового рынка. Однако угроза была излишней. На балансе этих двух компаний висели ипотечные кредиты американцев на сумму 4 триллиона долларов. Если бы они обанкротились, то больше десяти миллионов семей по всей Америке уже в сентябре пришлось бы силой выселять из их домов. Даже представить такое было невозможно. Дефицит средств этих компаний составлял 130 миллиардов. В первую неделю сентября правительство национализировало их, не дожидаясь одобрения конгресса и пойдя против закона, правда, не навсегда, а временно, на три года, для чего быстро придумали особый юридический термин — «опекунство» государства. Впрочем, никто и не возражал.

Банкротство гигантского инвестиционного банка Lehman Brothers с долгами на сумму свыше 600 миллиардов долларов 15 сентября даже на таком штормовом фоне стало оглушительным громом для всего мирового сообщества. Страх, растерянность, потеря доверия — самые мягкие слова, описывающие происходившее. Нужно или не нужно было правительству любой ценой спасать «Леман»? Почему всех гигантов в итоге спасли или, на худой конец, поглотили, а их выбросили на свалку? Это остается главной темой жарких дискуссий о кризисе 2008-го до сих пор. Аналитики приводят десятки доводов «за» и «против» спасения, но истинная причина происшедшего лежит на самой поверхности. Организаторам этого кризиса, в том числе и для того, чтобы в суматохе под шумок проглотить самые лакомые куски в мире финансов США, Lehman Brothers как актив был неинтересен. Его страдавшее паранойей и манией величия руководство наделало столько ошибок в предыдущие годы, так неправильно вело бизнес, бездумно вваливая сотни миллиардов в активы самого низкого качества, что такая «помойка» никому не была нужна. Полсон и Бернанке могли позвонить Бушу, чтобы попросить его национализировать «Леман», но и не подумали сделать это.

Но самое пугающее — эпицентр шторма — было еще впереди. Компания AIG, главный страховщик Америки и всего мира, от абсолютной глупости и жадности выписавшая CDS, страховок от дефолта, на 10 триллионов долларов, громко на весь мир трещала по швам. Ее банкротство автоматически делало неплатежеспособными более сорока из пятидесяти крупнейших банков мира. Иными словами — практически всех, не принадлежащих прямо или косвенно владельцам ФРС. «Даже не вздумайте банкротить AIG. Иначе завтра утром ляжет вся Европа. А вечером — вы. Все связаны со всеми», — железным тоном проговорила Полсону в трубку обаятельная и стильная Кристин Лагард, министр финансов Франции, от имени всех банкиров Старого Света. Впрочем, тот и сам это понимал. Стала классической фраза Хэнка Полсона на слушаниях конгресса по поводу помощи банкам. Когда конгрессмены начали возражать, то всегда сохранявший ледяное, змеиное спокойствие министр финансов внезапно для всех перешел на громкий, почти истерический крик: