– Я бы не отказалась от возможности лично произвести задержание, – призналась Харпер.
– Честолюбие?
Она скорчила гримасу.
– Наверное, просто дух соперничества.
– Лиза Харпер против лучших умов Бюро, – усмехнулся Ричер.
– Ты совершенно прав. С нами, простыми агентами, обращаются как с мусором.
Двигатели повысили свой рев до визга, и самолет покатился от терминала. Крутанул носом и не спеша вырулил на взлетно-посадочную полосу.
– Так что насчет царапин на лице? – напомнила Харпер.
– Я считаю, это доказывает мою точку зрения, – сказал Ричер. – По-моему, на данный момент это самая ценная улика.
– Почему?
Он пожал плечами.
– Это было сделано без настоящего чувства. Как-то неубедительно. Я считаю, это доказывает, что убийца пытается скрыться за образом маньяка. То есть притворяется. Вот, к примеру, я взглянул на эти преступления и задался вопросом: а где же жестокость? Где же ярость? И в то же самое время убийца, мысленно прокручивая свои действия, тоже подумал: «О господи, я не показываю никаких чувств». Поэтому в следующий раз он попытался их показать, но поскольку в действительности он ничего не испытывает, получилось у него весьма неубедительно.
– Если верить Стейвли, – вспомнила Харпер, – Элисон даже не поморщилась.
– Бескровная жестокость, – согласился Ричер. – Можно сказать, в буквальном смысле. Словно техническое упражнение, каковым оно и является на самом деле, потому что все это и есть техническое упражнение. За маскарадом маньяка-психопата скрывается какой-то совершенно непоколебимый приземленный мотив.
– Убийца заставил Элисон саму нанести эти раны.
– Думаю, да.
– Но почему?
– Беспокоился насчет отпечатков пальцев? Не хотел показать, что он правша или левша? Демонстрировал свою власть?
– Власти у него хоть отбавляй, тебе не кажется? Но это также объясняет, почему раны были нанесены без особой злости. Элисон не хотела сделать себе больно.
– Наверное, ты права, – сонным голосом произнес Ричер.