– По гипнозу? – спросила Харпер.
Забрав у нее халат, Ричер накрыл им неподвижное тело Симеки. Склонившись, прислушался к ее дыханию. Оно оставалось ровным и начинало успокаиваться. Казалось, Симека крепко спит, но ее глаза были широко раскрытыми и остекленевшими.
– Не могу поверить, – пробормотала Харпер.
Ричер уголком полотенца вытер Симеке лицо.
– Вот как ей удавалось все делать, – повторил он.
Большими пальцами Ричер закрыл Симеке глаза. Почему-то ему показалось, что это нужно сделать обязательно. Задышав реже, Симека чуть повернула голову. Мокрые волосы рассыпались по подушке. Женщина повернула голову в другую сторону, беспокойно уткнувшись лицом в подушку, словно ей приснился страшный сон. Харпер не отрываясь смотрела на нее. Затем заговорила, повернувшись к двери в ванную и глядя на нее:
– Когда ты понял?
– Наверняка? Вчера ночью.
– Но как?
Ричер снова подтер полотенцем зеленоватую жижу, вытекающую из волос Симеки.
– Я перебирал все в уме, начиная с самого начала. Думал, думал и думал дни и ночи, думал до умопомрачения. Вопрос стоял так: «А что, если?» А затем он превратился в: «Возможно ли что-либо еще?»
Харпер молча посмотрела на него. Он поправил халат, укрывая Симеке плечи.
– Я знал, что Блейк и его команда не правы насчет мотива, – продолжал Ричер. – Знал это с самого начала. Но не мог понять. Они ведь люди умные. Почему же они так ошибаются? Я без конца спрашивал себя: почему, почему, почему? Неужели они вдруг разом отупели? Или их ослепил узкий профессионализм? Сначала я именно так и думал. Маленькие подразделения в больших организациях всегда занимают оборонительную позицию, порой не отдавая себе отчета. Я полагал, что группа психологов, которым платят за то, чтобы они раскрывали запутанные дела, не станет кричать во всеуслышание, что в данном случае речь идет о чем-то очень простом. Я думал, это у них на подсознательном уровне. Но постепенно я переменил свою точку зрения. Подобный подход был бы слишком безответственным. Поэтому я начал думать дальше. И в конце концов пришел к единственному ответу: эти люди ошибаются, потому что
– Ты понял, что наиболее рьяно ошибку защищает Ламарр, – вставила Харпер. – Потому что это дело вела именно она. И ты заподозрил ее.
Ричер кивнул.
– Совершенно верно. Сразу же после гибели Элисон я подумал, что за всем этим стоит Ламарр, потому что она – ее близкая родственница, а, как ты совершенно справедливо заметила, в первую очередь следует присматриваться к ближайшим родственникам. И я задал себе вопрос: а что, если Ламарр стоит за всеми четырьмя преступлениями? Что, если она спрятала свой личный мотив за первыми тремя случайными женщинами? Но я не мог представить себе как? И почему? Не мог найти личный мотив. Конечно, они со сводной сестрой не были особо близки, но все же ладили друг с другом. Никаких застарелых семейных обид, например по поводу наследства. Сестры должны все получить поровну. Никакой зависти. И Ламарр категорически не летала самолетами, так как же это могла быть она?
– Но?
– Но затем словно прорвало плотину. Это были слова Элисон. Я вспомнил их значительно позже. Она сказала, что отец умирает, но «сестры должны заботиться друг о друге, правда?». Тогда я решил, что Элисон имела в виду эмоциональную поддержку. Но потом я подумал: а что, если она хотела сказать совсем другое? Ведь эти слова часто используют в другом смысле. Как, например, их использовала ты, когда мы пили кофе в Нью-Йорке: нам принесли счет и ты сказала, что позаботишься о нем, имея в виду, что расплатишься сама, что угощаешь меня. И я подумал: а что, если Элисон хотела сказать, что будет поддерживать сестру материально? Поделится с ней? Что, если отец оставил все свое состояние ей, а Джулии ничего не досталось и она очень переживает по этому поводу? Джулия утверждала в разговоре со мной, что все будет поделено поровну и она уже и так богата, поскольку старик был щедрым и справедливым. Но я вдруг спросил себя: а что, если она лжет? Что, если старик вовсе не был щедрым и справедливым? Что, если Джулия бедна?
– Она лгала?
Ричер кивнул.