– Но на какую фамилию? Для того чтобы взять машину напрокат, ей были нужны документы.
– И для полета на самолете тоже, – согласился Ричер. – Но я уверен, у Ламарр есть масса всяких документов. Документы женщин, которых ФБР отправило за решетку. Это можно будет установить, сопоставив даты и места. Безобидные женские фамилии, за которыми ничего не скрывается.
– Я сама передала это сообщение, помнишь? – угрюмо сказала Харпер. – От агентства «Херц»: «Агентство проката машин ничего не дало – какая-то женщина разъезжала по делам».
Ричер кивнул.
– Ламарр очень умна. Полагаю, она даже одевалась как жертвы, когда приходила к ним домой. Она следила за ними, и, если жертва носила хлопчатобумажное платье, она надевала такое же. Если носила брюки, она тоже надевала брюки. Вот сейчас на ней надет старый свитер, как и на Симеке. Если где-то и будет обнаружен ворс, ему не придадут значения. Помнишь, Ламарр спросила у нас, как одевается Элисон? Времени на наблюдение нет, поэтому она задала нам невинный вопрос как бы мимоходом: «Элисон по-прежнему в хорошей спортивной форме, загорелая и одевается как ковбой?» Мы ответили «да», и Ламарр наверняка отправилась к своей сестре в джинсах и сапогах.
– А лицо она ей оцарапала потому, что ненавидела ее.
Ричер покачал головой.
– Нет, боюсь, это моя вина. Я не переставал спрашивать, почему отсутствует жестокость. Вот она и предоставила нам жестокость в следующий раз. Мне надо было держать язык за зубами.
Харпер ничего не сказала.
– И вот как я понял, что Ламарр будет здесь, – продолжал Ричер. – Она с самого начала пыталась подражать такому человеку, как я. А я сказал, что следующей навестил бы Симеку. Поэтому я понял, что рано или поздно Ламарр появится здесь. Но она оказалась расторопнее, чем я предполагал. А мы, наоборот, замешкались. Ламарр же времени даром не теряла.
Харпер посмотрела на дверь в ванную. Поежилась. Отвела взгляд.
– А как ты догадался насчет гипноза?
– Так же, как и насчет всего остального. Я вроде бы понял, кто и почему, но как – это оставалось совершенно невозможным. Поэтому я продолжал и продолжал думать. Вот почему мне нужно было уехать из Квантико. Мне требовалось спокойно подумать. На это ушло много времени. Но в конце концов осталась единственная возможность. Объясняющая все: пассивность, покорность, содействие. То, почему места преступлений выглядели именно так. Жертвы выглядели так, словно убийца не притрагивался к ним и пальцем, потому что Ламарр действительно и пальцем к ним не притрагивалась. Она снова погружала их в гипноз и приказывала, что надо делать, шаг за шагом. Они все делали сами. Вплоть до того, что наполняли краской ванну и проглатывали свой язык. Ламарр сама делала только то, что сделал я, – вытаскивала язык, чтобы патологоанатом ничего не мог обнаружить.
– Но как ты догадался насчет языка?
Ричер ответил не сразу.
– Целуя тебя.
– Целуя меня?
Он улыбнулся.
– У тебя потрясающий язык, Харпер. Он заставил меня задуматься. Язык – это единственное, что подходит под объяснение доктора Стейвли. Но я не мог найти способа заставить человека проглотить свой язык, пока наконец не понял, что это Ламарр, а она владеет гипнозом, и тогда все встало на свои места.
Харпер молчала.