— Ладно, Захар Михайлович, — примирительно сказал Бондарев. — Оба мы погорячились. Не хуже меня знаешь, что с нас требуют повышения норм выработки...
— И этот вопрос обсудим. Вообще я считаю, что нам есть о чем потолковать. Назрело.
— Твое же, Михалыч, персональное дело придется разбирать, — сказал Иващенко. — Ты член парткома, неловко!..
— Неловко штаны через голову надевать, а какая же неловкость отвечать перед своими товарищами? А то мы здесь поговорим и разойдемся чинно-мирно...
— Брось, на самом-то деле! — вступил в разговор и начальник. — Все мы отлично понимаем, что это случайно получилось, не система ведь. А Бондарева... — Он свирепо посмотрел на нормировщика. — Получит выговор, и лишу премии. Наладим и с нормированием, дадим ему в помощь технолога, пусть разберутся. Ты прав, какой-нибудь «блин» отличается от другого пятью миллиметрами, а расценки вдвое расходятся...
— Чем не серьезный разговор для коммунистов? — встрепенулся Антипов. — Отсюда же, Пал Палыч, всякие злоупотребления происходят, недовольство. Одна работа выгодная, другая невыгодная, почему Федьке дали выгодную, а Гришке невыгодную?.. Значит, люди делают выводы, Федька со старшим мастером на рыбалку вместе ездят, друзья-приятели.
— Есть такие разговорчики, — поддержал Иващенко. — Нечего закрывать глаза. И план, случается, в конце месяца выгодной работой покрываем. Предлагаю эти вопросы обсудить ка открытом партийном собрании, а сначала на бюро, чтобы подготовиться. Но без персональных дел. Ты как, Александр Петрович, не против?
— Раз нужно, значит нужно, — сказал Бондарев, пожимая плечами. — А с заявлением как быть?
— Отдай ты ему заявление, — попросил Антипова начальник. — Не хватало еще этой грязи.
— Отдам я или не отдам, этим грязь не смоешь, — возразил Антипов. — А ты, Пал Палыч, всю жизнь на компромиссах. И меня туда толкаешь. А мне важнее совесть свою очистить, чтобы людям мог прямо в глаза смотреть, не стыдясь.
— Строгачом? — сказал, улыбаясь, Иващенко.
— Хоть бы и строгачом.
Однако вернул заявление Бондареву, и тот немедленно порвал его.
Как будто все уладилось, конфликт был исчерпан, но Антипов был неспокоен. Никогда он не трусил, не бегал от ответственности — правда, не часто и случалось, чтобы приходилось отвечать за грехи, — а теперь выходило, что испугался, раз согласился, чтобы дело замяли.
И когда шел на партбюро, не было у него на душе покоя и порядка. Не было. Понимал, что поступился совестью, своим добрым именем, покуда ничем не запятнанным, и не становилось легче от того, что не себя защищал, а честь всего цеха...
На заседании бюро присутствовал парторг ЦК Сивов. Ничего удивительного в этом не было — он любил бывать на собраниях, а все-таки Антипов воспринял это как неожиданность, как невысказанный намек. Бюро в общем-то прошло на уровне, выступавшие говорили заинтересованно, горячо. Докладчиком на собрании утвердили начальника цеха. Сказал несколько слов и Сивов, одобрительно отозвавшись о постановке столь острого и насущного вопроса... «Сейчас все разойдутся, — подумал вдруг Захар Михалыч, — а я...»
— Хочу добавить. — Он поднялся с места и увидел, что Иващенко поморщился, а Пал Палыч вытянул и без того длинную свою шею.
— Ну-ка послушаем, что скажет товарищ Антипов, — поощрил его Сивов.
— Хорошего не скажу. — И он рассказал, как велел подручному подкинуть Гурьеву болты, однако не обмолвился о том, что поссорился с Бондаревым и что тот задним числом исправил наряд.
Это не на его совести.
ebooksa