— Я тоже немного на заводе работал.
— Тем более. Если все решено у вас, а я так полагаю, что решено, завтра пойдем к директору. Жить, правда, у нас тесновато... — Он обвел рукой вокруг себя. — Ну да ладно. В тесноте — не в обиде. Люди похуже нашего живут, а не плачутся, не жалуются.
— Спасибо! — Анатолий вскочил резво, забыв про больную ногу.
Лицо его перекосилось от дикой боли, и он едва не упал — поддержал Антипов.
— Осторожнее надо, парень!
— Забыл.
— Нельзя забывать. Ничего нельзя! На то мы с тобой и люди, на то и память нам дана. А сейчас давай укладываться, завтра рано подниматься. Я, знаешь, никогда в жизни не опаздывал на работу. Люблю пораньше прийти. И в проходной толкучки нет, а то некоторые, бывает, бегут, сломя голову, за пять минут до начала смены... — Он говорил, говорил, точно заглушая словами подспудную горечь и растерянность. В жизни его дочери случилось большое и важное событие, а он не был к тому готов, не думал, что это произойдет так быстро и неожиданно, что позвонит однажды в дверь солдат с палочкой и тощим вещевым мешком за плечами...
— Вы не беспокойтесь только, Захар Михайлович, — сказал Анатолий, перебивая его мысли.
— Про какое ты беспокойство?
— Я правда люблю Клаву...
— И слава богу, что любишь. — Ему бы сосредоточиться, подумать, но что-то мешало этому.
— Мы можем и ко мне на родину уехать, — сказал Анатолий. — Устроимся там, отца многие помнят...
— Нет уж, парень! — встрепенулся Антипов и подавил тяжелый вздох. — Из нашей семьи никто и никогда не уезжал.
«А Татьяна вот уехала же! — стукнуло виновато в сознании. — Может, еще вернется?..»
— Извините, это я так подумал, — смущенно проговорил Анатолий.
— Давай спать.
ГЛАВА XVIII
Татьяна привязалась к Матвееву и, когда узнала, что он выписывается, даже испугалась, не представляя, как останется без него. Он почти всегда сопровождал ее на прогулках, а если случалось, что не приходил тотчас после обхода, она просила кого-нибудь узнать, в чем дело.
Был Матвеев ей вместо отца.
Спокойный, уравновешенный, он никогда не говорил плохо о людях, был снисходителен к человеческим слабостям, хотя и не оправдывал многого в поведении своих товарищей, таких же раненых солдат. Укорял, когда женатые слишком уж откровенно и настойчиво ухаживали за медсестрами или если кто-то нарушал порядок, установленный в госпитале, пользуясь особым положением раненого, защитника Родины. Больше всего сердило его, когда кто-нибудь требовал для себя невозможного, козыряя тем, что «проливал на фронте кровь».
ebooksa