— Так и до всепрощения можно дойти.
— Максимализм, Анатолий Модестович. Максимализм. Сразу видно школу Антипова-старшего!
Анатолий вспыхнул.
— Простите, — сказал Кузнецов. — Обидеть не хотел. А тесть ваш в самом деле максималист.
— Я не нахожу.
— Это вы плохо знаете его. Он человек крайностей. Не признает никаких оттенков и полутонов. Или — или!.. Впрочем, вот и мы незаметно перешли на сплетни. Что вы там с Серовым придумали?
— Это он, Николай Григорьевич. Я просто помогаю ему.
— Ну и замечательно! У Павла Ивановича светлая голова. Ему бы образование — далеко бы пошел. Как и ваш тесть.
— Захар Михайлович вполне доволен судьбой.
— Знаю. Он ведь считает свою профессию самой главной и самой нужной! И правильно.
Анатолий удивленно посмотрел на Кузнецова.
— Не поняли?..
— Нет, — признался Анатолий.
— Настоящий мастер всегда должен свое дело считать главным на земле и в любой ситуации оставаться человеком! Остальное, как любит повторять ваш тесть, образуется, в смысле приложится. Так вы подумайте насчет моего предложения, хорошо?..
Понемногу налаживалась мирная жизнь. Возвращались с войны солдаты. Явилась большая радость и Кострикову: неожиданно вернулся один из его сыновей.
Дело было так.
Антипов работал в первую смену. Вдруг прибежала табельщица, раскрасневшаяся, возбужденная, точно с пожара.
— Захар Михайлович, — закричала еще издали, — вы не видели Кострикова?
— Где-то ходит. Я ему не пастух.
— Сын к нему приехал!