С неделю, наверно, после этого Григорий Пантелеич молчал. Они встречались на работе, разговаривали о каких-то делах, обоюдно интересовались здоровьем, но о главном — о причине неожиданного и неловкого ухода Антипова — Костриков не напоминал.
А когда все-таки напомнил, опять получилось неловко.
— Не понравилась тебе Мария Федоровна, что ли? — спросил, не умея скрыть своих мыслей.
Антипов к тому времени успокоился немного, пережил горечь и стыд, что его открыто и навязчиво сватали, потому ответил не резко, без укора.
— Женщина как женщина, — сказал равнодушно.
— Таких-то поискать надо, Захар.
— Кто-нибудь и найдет. А мне-то зачем?
— Жениться тебе надо, — вздохнул Костриков. — Вот зачем.
— Это ты один решал или тебе помогал кто? — Антипов усмехнулся нехорошо.
— Вообще.
— Внучка у меня растет, Клавдия рожать собирается, а ты мне про женитьбу толкуешь! Люди засмеют. Дед, а все туда же, в женихи, скажут, прется.
— Дед-то ты дед, это верно, а годов тебе еще мало, — возразил Костриков. — Полста не стукнуло. Против меня мальчишка.
— Я же тебя, Григорий Пантелеич, и не уговариваю жениться. Да и не годами человеческая жизнь меряется. Прожито много. Пока не думаешь, ничего... А начнешь прошлое ворошить, все было в жизни, всего хватало...
— Поменьше назад оглядывайся. Вперед смотри.
— Смотрю.
— И что же ты видишь там?
— Не разобрать, — ответил Антипов вздыхая. — Сплошной туман.
— Вот! Все оттого, что один ты. А человеку нельзя одному. И она тоже одна, — гнул Костриков свое.
— А из двух одиночеств, — сказал Антипов, подумав, — счастья не сложишь. Одиночество не кирпич, для строительства дома не годится.
— Мудришь, Захар.