— Сама посмотрела, как в Заполье, — продолжал Троха. — И ругаемся, и ссоримся, не без того!.. Иная баба, может, и смерти соседке в мыслях-то желала, а случилось большое несчастье — про всякую дурь люди забыли, одно хорошее в них осталось! Вот это и есть в человеке самое главное. Остальное — тьфу, пустое! Хоть бы Матвеича возьми или его хозяйку...
— Всю жизнь им буду благодарна! И вам спасибо, Тимофей Тимофеевич.
— Я тут сбоку припеку, а им благодарность твоя в том, что ожила ты, горе свое поборола! А в Руссу я сам тебя отвезу на нашей лошадке. И на поезд посажу.
В райцентре мальчика оставили в больнице — у него действительно была корь — и вернулись в Горелики уже поздно вечером. Матвеев волновался и ждал их у околицы. Деревня спала. А кто и не спал — все равно сидел без света: керосин чуть ли не на вес золота, да и купить негде. Свечи тоже большая редкость.
Полина Осиповна захлопотала с ужином, но Татьяна отказалась, — не хотелось есть. Она ушла к себе и сидела в темноте, слушая разгулявшуюся за окном непогоду. Постучавшись, вошел Иван Матвеевич.
— Сумерничаешь? — сказал, зажигая лампу. — А я уж боялся, что не успеете вернуться до дождя. Ишь как льет! Осень скоро. Скучно у нас осенью, грязь...
Татьяна благодарно улыбнулась ему. Он потоптался еще недолго, подправил в лампе фитиль, чтоб не коптил, и, собираясь уходить, со вздохом обронил:
— Ты пиши, пиши... Не жалей керосину.
ГЛАВА XXVIII
Двадцать девятого августа скончалась Анна Тихоновна.
Она не болела перед смертью и умерла тихо, незаметно, словно бы сделала это нарочно, чтобы не вводить никого в лишние заботы. Просто с вечера почувствовала себя плохо, приняла сердечные капли и снотворное, а наутро не встала — лежала в кровати уже остывшая. В смерти сделалась совсем маленькая, сухонькая...
Долгую свою и нелегкую в общем-то жизнь Анна Тихоновна прожила хорошо и честно, помогала, сколько и чем могла, людям, а для себя ничего не требовала, не просила, обходилась малым. Но получалось, думал Антипов, что вроде и напрасно жила она на свете, потому что не осталось после нее близких и некому плакать и горевать над ее могилой. Была в этом какая-то дикая нелепость, вызывающая содрогание, и — не жалость, нет, мертвых не жалеют, — скорбное чувство безысходности и тоски. И рядом с этим глубоким, искренним чувством, не противореча ему, жило в душе Антипова удовлетворение тем, что он оставит после себя продолжение.
А может, и не прав он: Анна Тихоновна оставила людям частицу сердца своего и доброты, умение высоко и гордо нести человеческое достоинство. Глядя на внучку, Захар Михалыч находил в ней очень много похожего на Анну Тихоновну — она не пожалеет отдать игрушку, поделиться сладостями, хотя и самой перепадает не часто, а разве не это было главным в характере «бабушки Ани» — доброта и открытость, готовность помочь, поделиться последним?..
Хоронили ее скромно, за гробом шли Антиповы всей семьей, Костриковы, соседи. И хоть пришлось пойти против совести, Захар Михалыч, посоветовавшись с Григорием Пантелеичем, исполнил просьбу покойницы: ее отпели в старенькой кладбищенской часовне. Видно, она все же предчувствовала скорую свою кончину, потому что за неделю примерно до смерти обмолвилась как-то: «Вы уже сделайте милость, отпойте меня, когда помру...» Антипов тогда еще рассердился, сказал что-то насчет глупых мыслей, а вот не зря она говорила об этом...
На другой день после похорон принесли письмо от Татьяны.
— «Здравствуйте, дорогие мои Захар Михайлович, Клава и Наташенька! — читала Клава. — Что вам сказать, просить ли прощения, раскаиваться? Сама не знаю. Виновата я перед вами, и особенно перед Захаром Михайловичем. Не стану скрывать и кривить душой: не хотела возвращаться к вам, боялась, что буду обузой, а Ваше письмо, Захар Михайлович, все-все во мне перевернуло, и я поняла, как ошибалась в Вас! И еще поняла, что нет у человека такого несчастья, которое могло бы оправдать его добровольный уход из жизни или разрыв со своим прошлым. Простите меня, дурочку, если можете!..»
— Вот уж правда, что дурочка! — сказала Клава, прочитав эти строки.
— Помолчи, дальше давай, — велел Антипов.
— «Живу я, как вы знаете, в деревне. Работаю фельдшером. Сейчас как раз вернулась из райцентра — возили в больницу мальчика, который заболел корью. Люди здесь очень хорошие, сердечные, приняли меня, как родную. Даже не знаю, как буду с ними расставаться. Я уеду, и опять не будет у них своего фельдшера...»
— Значит, — сказал Антипов задумчиво, — домой собирается.
ebooksa