Вечные хлопоты. Книга вторая

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вы краевед?

— В некотором смысле, — сказал Аркадий Петрович. — А вообще-то я учитель математики. В прошлом. Теперь на пенсии, времени в избытке, вот и решил посвятить остатки своей жизни изучению истории нашего края. Не стану хвастать — больших успехов не добился, но кое-что есть. К сожалению, трудно заинтересовать людей, а один в поле не воин...

Почти всю дорогу — семь часов — Аркадий Петрович вдохновенно и с удовольствием рассказывал о Белореченске. Хвалил спокойную, умеренную, по его словам, жизнь там и климат, который, не в пример ленинградскому, очень сухой, устойчивый и здоровый, хотя от Ленинграда до Белореченска (он-то сказал от Белореченска до Ленинграда!) рукой подать, каких-нибудь триста километров. Вокруг леса, все больше сосновые боры, грибов бывает осенью тьма-тьмущая, и ягод тоже, а рыбакам — раздолье. И судак есть, и сиг, а об окуне или щуке и говорить нечего.

— Между прочим, — заметил он, — раньше, до строительства гидросооружений, когда река наша была несудоходной, рыбы было значительно меньше. Парадоксальная ситуация сложилась: считается, что промышленное освоение природных ресурсов, технический прогресс вообще наносят невосполнимый ущерб природе, а мы имеем обратное явление!

— Действительно, — поддакнула Наталья, хотя никогда не задумывалась об этом. — Возможно, рыба пришла из других речек?

— Вполне вероятно, — согласился Аркадий Петрович. — В связи со строительством гидросооружений многие водоемы исчезли вовсе... Знаете, проблемой миграции рыбьего поголовья никто серьезно не занимается. По крайней мере, у нас. Прекрасная тема для вас, а?

Наталья промолчала.

А какое молоко в Белореченске и его окрестностях! Коровы пасутся, рассказывал Аркадий Петрович, на прекрасных, редкостных заливных лугах, поэтому молоко имеет специфический вкус, аромат, содержит в себе богатейшую гамму витаминов, и его не спутаешь ни с каким другим молоком. Масло из него получается душистое и не крошится, даже полежав в морозильниках...

Слушая Аркадия Петровича, Наталья как бы наперед знала едва ли не все, о чем он станет рассказывать дальше, потому что все рассказы влюбленных преданно в свои города и веси людей похожи, как похожи и сами провинциальные города, а отчасти и люди, живущие в них. Неспешная, с устоявшимся бытом и укладом жизнь делает людей неторопливыми, рассудительными...

Аркадий Петрович был симпатичен Наталье. Он нравился ей своею невзрослой непосредственностью, восторженностью и умением, а главное — желанием в обыденном, примелькавшемся увидеть прекрасное, чего так недостает большинству людей. И лицо у него было приятное. Он не напускал на себя важность, значительность, не стыдился и своего провинциального вида: на нем был темно-синий костюм в белую полоску, какие носили лет десять назад, с подкладными плечами, с длинными узкими лацканами, белая — не первой свежести — рубашка и засаленный, плохо повязанный галстук. Однако все это замечалось, когда присмотришься внимательно и пристрастно.

— Вы не пожалеете, что поехали к нам, Наталья Михайловна.

— Надеюсь.

— Перекусить не желаете?

— Не хочется, спасибо.

— Ну, подремлите немного. Устали?

— Нет.

— Знаю, знаю! — Он засмеялся. — Старики народ болтливый, несдержанный на язык, им все кажется, что у них есть что сообщить людям... А информация, увы, зачастую бывает безнадежно устаревшей! Спите, я пойду покурю.

— Курите здесь, — сказала Наталья. По правде говоря, она тоже с удовольствием закурила бы.

— Нет, нет, что вы!

Он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Наталья прислонилась к стенке и задремала.