— Люди мечтают и страдают во все времена об одном и том же, — сказала Наталья. — О счастье.
— В том-то и дело! — подхватил Костя. — Умирает отдельный индивид, а человечество живет вечно. Надо ощутить себя частицей человечества...
— Наверно, — проговорила Наталья отрешенно. Она устала и хотела спать.
— А счастье во все времена было разное.
— Может быть, понятие о нем?
— Ну да... — смущенно пробормотал Костя. Они как раз подошли к длинному двухэтажному дому, похожему на барак. — Вот и наш о́тель!
Обогнули дом, прошли через раскрытые ворота во двор, где стояли грузовик и несколько телег с задранными в небо оглоблями, потом по темной лестнице поднялись на второй этаж. Костя долго дергал ручку, покуда за дверью не возникло какое-то движение.
— Кто там? — спросил недовольный голос.
— Открывай, Лукинишна! Это я, Костя.
— Барабанишь, ровно как на пожаре.
Дверь открылась. Дежурная Лукинишна была в валенках, в шерстяном платке, а поверх платка еще обмотана серым байковым одеялом.
— Принимай гостью, — сказал Костя бодро.
— А куды я ее приму? Местов ни одного нету. Мужское в общем номере есть, а женских ни-ни. Хошь, сам оставайся ночевать, ежели баба из дому выгнала...
— Поищи, Лукинишна, как следует.
— А чего искать? Места по углам не валяются.
— В шестой давай, — сказал Костя, протискиваясь в дверь.
— Шестым не я распоряжаюсь, а команды, чтоб туда кого поселить, не давали.
— Давай, давай, нечего! Если говорю — знаю. Проходите, Наталья Михайловна. — Он посторонился.
— Велено, что ли?.. — спросила Лукинишна недоверчиво. — Тогда бумажка должна бы быть от начальства.
— Я вместо бумажки! — Костя засмеялся и пошел в конец коридора.