— Лукинишна, — подсказала кондукторша.
— Устроим! — убежденно сказал Костя. — Я тоже выхожу на площади, сам и сведу.
— Ловкач! — громко проговорил шофер и рванул автобус с места так, что кондукторша едва не свалилась со своего высокого сиденья.
— Во гад, во гад! Больше ни за что не поеду с ним. Устроил бы ты его, Костя, суток на пятнадцать, чтоб не хулиганничал на работе.
— Придется, — улыбнулся милиционер.
Автобус степенно катился по сонным улочкам. За окнами была темнота, лишь угадывались смутные, проступающие из мрака, очертания домов и обветренные непогодой деревья. Наконец выехали на освещенную площадь. Костя встал, взял молча вещи Натальи — они стояли в проходе — и велел шоферу подъехать поближе к гостинице.
— А штраф ты за меня будешь платить? — отозвался шофер.
— Какой там штраф, чего выдумываешь! — сказала кондукторша.
— Ничего, дошлепает! В такой компании на край света можно пешком.
Наталья смутилась и торопливо попрощалась с Аркадием Петровичем и кондукторшей. Они вышли. Косте не терпелось как можно скорее и как можно побольше разузнать о Наталье, тем более служба в линейной милиции вроде бы давала право знать о приезжих то, что недоступно прочим гражданам.
Замедлив шаг, он спросил:
— В отпуск к нам или в командировку?
— На работу.
— И куда, если не военная тайна?
— В газету.
— Вот здорово! — сказал Костя, и Наталья не поняла его восторга. — Вы, значит, писательница?
— Нет, — ответила она. — Это совсем другое дело.
— Я очень люблю читать исторические книжки. Аркадий Петрович приучил. Я у него учился в школе.
— Он же математику преподавал, — удивилась Наталья.
— А про историю рассказывал интереснее, чем историчка. Он всегда говорил, что человек... Как это?.. — Костя задумался. — Что человек, сознающий себя равным среди равных и подобных себе, должен знать, как жили его предки, о чем думали, о чем страдали и мечтали...