— Плакать нужно, а ты потеху устраиваешь.
— Наплакался, будя, — сказал Прохор, усмехаясь.
— Клавдия! — позвал Захар Михалыч в окно.
Она тотчас выглянула, словно ждала, когда ее позовут.
— Что тебе, отец?
— Принеси пятьсот рублей. — И спросил Прохора: — Хватит?
— С избытком!
— Но у нас осталось только до получки дожить, — возразила Клавдия Захаровна.
— Семьсот! — повысил голос Захар Михалыч.
Она убралась, но скоро опять появилась в окне и положила на подоконник деньги.
Старый Антипов протянул их Прохору:
— Бери и уходи.
Прохор пересчитал деньги, тщательно разглядывая каждую ассигнацию, хотел было сунуть в карман, но, опять усмехнувшись, разжал пальцы, и разноцветные бумажки медленно начали опускаться на землю...
— Не похоже, что последние, — сказал он. — Новенькие, как из банка. Прощай, Захар! И ты, племянница. Не поминай лихом, а я как-нибудь доеду. Милиция довезет на казенный счет, по этапу вернут к месту жительства. Зачем тебе тратиться! — И пошел быстро по берегу, перебрасывая тощий мешок с плеча на плечо, и не обернулся ни разу — так и свернул в проулок как раз у того места, где тридцать с лишним лет назад пытался убить Захара Антипова...
Ужинал Захар Михалыч молча. Клавдия Захаровна не решалась ни о чем спрашивать его. А он, похоже, не собирался рассказывать о странном госте. Сопел, хмурился, наблюдая исподлобья за дочерью и внуками, придумывая, что бы такое сказать насчет Прохора. Племянницей назвал Клавдию!.. А никакая она ему не племянница, хотя бы и по родству смотреть. Седьмая вода на киселе.
Он отодвинул резко тарелку и встал.
— Ты же почти ничего не поел, отец! — сказала Клавдия Захаровна с беспокойством.
— Спасибо, я сыт. Пойду покурю перед сном, а ты давай-ка укладывай детей.
Он вышел на крыльцо, постоял недолго, покуда достал папиросы и прикурил, потом направился в палисадник — крохотный участок во дворе, огороженный штакетником. Здесь всегда росли цветы, и только георгины. Какую-то непонятную, странную любовь питал Захар Михалыч к георгинам. Нравилось, когда расцветали они сочно и ярко, словно зачинался пожар, а люди вообще неравнодушны к огню. Может, потому, что огонь дает тепло, а может, с тех давних, незапамятных времен, когда ему поклонялись.
Срезать георгины старый Антипов не позволял, они отцветали сами собой, прожив короткий век цветения.
ebooksa