Габриель повернулся на бок, посмотрел на Джулию.
– Неверный и верный одновременно. Не может такого быть.
– Не может. Это и имеет в виду демон, когда описывает грех Гвидо да Монтефельтро.
– Так как же было, Беатриче? – прошептал Габриель. – Неверный или верный?
– У Данте всегда множество смыслов. Я не думаю, что Беатриче говорит лишь о преданности Данте ей. Она говорит о Боге.
– Это верно.
– Данте признает вину – и в начале «Ада», и когда ему становится стыдно перед Беатриче.
– Да.
– Я не понимаю, как Беатриче может быть столь снисходительна в начале «Ада», когда говорит, что Данте в плену у страха и просит Вергилия ему помочь, и так строга в «Чистилище».
– Я тоже не понимаю. Но надеюсь это прояснить.
– Тебе придется превратиться в детектива, но это звучит заманчиво. У тебя год на подготовку лекций.
– Да. – Габриель свободной рукой коснулся лица Джулии. – Ты для меня – определение любви. И я верю, что Беатриче была определением любви для Данте, и вот почему мне кажется, что у нас не хватает какой-то части этой истории.
– Горе омрачает разум, – мягко заметила Джулия. – Посмотри на моего отца. Вряд ли он бы связался с кем-нибудь вроде Деб Ланди, не будь он так сокрушен после смерти мамы.
– Да, правда.
– У твоей сестры сейчас трудный период. Как бы ни восхищало меня ее сравнение Кэтрин с Чудо-Женщиной, попытки свести Кэтрин с Ричардом смехотворны.
–
Джулия шутливо стукнула Габриеля по груди:
– Все дело в костюме. Он сильно действует на людей.
– Это да. – Габриель поймал ее за руку, голос его стал хрипловат. – Отсюда возникает вопрос: почему ты не оделась для меня на Хеллоуин?
– Купи мне костюм и дай как следует выспаться ночью, и я для тебя переоденусь в любой момент.