День пятьдесят шестой
Нам приходится убивать людей. Или, по крайней мере, ранить, чтобы выиграть время для спасения своих жизней.
Нет, и не потому, что мы этого хотим. Мы убиваем лишь тех, кто угрожает нашей безопасности, кто поднимает оружие в сторону детей. Такое себе оправдание, правда? Но такова наша суровая реальность.
Мы вернулись к законам джунглей: выживает лишь сильнейший или, как в нашем случае, наиболее приспособленный.
Люди озверели. И что-то мне подсказывает, что это звериное чутье в них тлело годами, еще задолго до эпидемии. В первые дни активности вируса люди сходили с ума. Они беспорядочно убивали всех подряд, как только брали оружие в руки, кто-то совершал самоубийство, осознавая весь масштаб бедствия, а кто-то убивал не только себя, но и свою семью, понимая, что не в силах выжить в подобных условиях.
Но в это время появились не только кровожадные зомби, вместе с ними на улицы вышли те, кто всю свою сознательную жизнь думал об убийстве и насилии. Тот, кто получает удовольствие от людских страданий, тот, кто пускает слюнки от одного только вида человеческой крови, тот, кто находит свою определённую эстетику в насилии и убийствах.
И, как показывает практика, эти нелюди самые живучие.
Их с легкостью можно распознать среди простых людей. Они всегда бродят поодиночке или в компании с мнимым напарником, который спустя несколько дней станет их очередным способом для достижения маниакального удовольствия. У них почти никогда не оказывается огнестрельного оружия, в руках либо бейсбольная бита, либо пара-тройка ножей, спрятанные в ботинках. На первый взгляд без оружия они выглядят вполне мирно, а их примерное и адекватное поведение в социуме лишь подтверждает этот факт. Именно поэтому они втираются в доверие к группам, где находится небольшое количество человек. Судя по всему, несколько дней они проводят с членами группы, вступая в доверительные отношения с приглянувшимся участником, а затем отправляются с ним на очередную продовольственную вылазку, где и совершают все те противоправные деяния, о которых в прошлой жизни осмеливались лишь мечтать.
Но есть еще один вид выживших — мародеры. Как правило, они действуют сообща, компанией из трех-четырех человек. Для них не существует морали, правил и всего того, чему учили их родители в далеком детстве. Мародеры выискивают и хладнокровно расправляются с другими группами выживших, забирая с собой все их припасы, пищу, автомобили, воду и даже оставшееся топливо.
После того, что я вижу в городе, волей-неволей начинаю думать, какие монстры страшнее — музы или сами люди? Почему группы выживших так агрессивно настроены друг против друга? Почему музы умирают лишь тогда, когда погибает их мозг? Почему корпорация зла изо дня в день вылавливает людей для принудительного «оздоровления»? Почему мы вынуждены опасаться и тех и других?
Чья это война, и почему мы в ней проигрываем?
Почему?..
— Вот… вот так, — мягко проговаривает Вики, увлеченная процессом стрижки. В ее руках орудуют обыкновенные канцелярские ножницы и небольшая желтая расческа с мелкими зубчиками. — Еще совсем немного.
Сегодня утром она любезно предложила подстричь мои наспех обрубленные концы волос. А я любезно согласилась. Поэтому прямо сейчас перед моим взором находится пелена волос цвета шоколада, а Вики продолжает колдовать над моей обновленной стрижкой.