Ответа не последовало.
– Дорогая, если вы спите вместе, то девять – это наверняка. Так безопаснее. Но не больше. Десять вызывает у них страх перед возможной неудачей. Однако сейчас ваши оценки колеблются от трех или четырех до двух девяток, хотя одна из них на самом деле восьмерка, но мы слишком вежливы, чтобы об этом сказать. Впрочем, вы поняли, к чему я клоню. Вы нормальные люди. Если б ваши оценки колебались от двух до семи, вы бы оставались нормальными, но производили бы впечатление немного мрачных и скрытных людей. Вы понимаете?
Чан кивнула.
– А теперь представьте, что ваша стрелка застряла на нуле. И совсем не двигается. Ноль внизу и ноль наверху. Это Майкл. Он родился несчастливым, лишенным способности радоваться. Родился, не имея ни малейшего понятия о том, что такое счастье. Он не знает о его существовании.
– Для этого состояния есть название? – спросила Чан.
– Сейчас есть названия для всего. Мы с Питером без конца их обсуждаем. Но ни одно не подходит. Я люблю старомодный словарь. И называю это состояние меланхолией. Но звучит как-то слабо и пассивно. У Майкла глубокие эмоции, но они не имеют разных значений. Вы ощущаете радость или страсть, а он чувствует такую же интенсивность, но только на нулевом уровне. И он умен. Он прекрасно понимает, что с ним происходит. Результатом является непрекращающаяся пытка.
– Сколько ему лет?
– Тридцать пять.
– Каковы внешние проявления? С ним трудно иметь дело?
– Напротив. Он очень тихий и незаметный. Делает то, что ему говорят. Почти не разговаривает. Целыми днями сидит, уставившись в пространство, жует губу, а его глаза мечутся из стороны в сторону. Смотрит в монитор своего компьютера или возится с телефоном. Агрессия отсутствует. Он никогда не огорчается. Огорчение предполагает эмоциональные изменения.
– Он может работать?
– Это часть проблемы. Он должен работать, чтобы иметь право на жилье. Это часть сделки. И он может работать. Некоторые вещи он делает хорошо. Но люди находят общение с ним изматывающим. Они не любят находиться рядом. Их производительность падает. Обычно его просят уйти. Поэтому он постоянно начинает новые программы, а потом бросает их.
– Где он сейчас живет?
– Сейчас – нигде. Он исчез.
В этот момент в кабинет вошла будущая невеста и посмотрела на мать. Тонкая рубашка поверх бикини. Племянница Питера Маккенна. Двоюродная сестра Майкла Маккенна. Она и вблизи сияла. От нее исходил свет. Она была почти совершенной. Дородовое наблюдение, пренатальная помощь, уход в постнатальном периоде, педиатрия, рациональное питание, ортодонтия, каникулы, колледж, аспирантура, жених… полный набор. Ее сборочный конвейер сработал на отлично. Американская мечта. Впечатляющий результат. Она выглядела счастливой. Не глупой, не хихикающей, не взбудораженной и не рассеянной. Просто глубоко и безмятежно удовлетворенной. И у нее еще оставалось пространство для полного экстаза. Ее стрелка колебалась между шестью и десятью. У нее было все, чего так не хватало ее двоюродному брату.
Сестра Маккенна направилась с ней к бассейну. Она обещала вернуться, как только сможет. Ричер и Чан молча сидели в затемненном кабинете. До них доносились звуки вечеринки, приглушенные стенами и расстоянием. Плеск воды, крики, звон бокалов, голоса.
– Нам нужно позвонить Уэствуду в Лос-Анджелес, – сказала Чан. – Пора рассказать, что нам удалось узнать. Мы заключили с ним сделку. К тому же нам потребуется еще один отель.
– Скажи ему, что нам нужна информация по Невидимой сети. Все его записи. Возможно, стоит предложить ему прилететь сюда и рассказать нам лично. Мы можем не понять его записи. Ему вполне по силам сесть на самолет. И тогда он получит материал на книгу.
Чан поставила телефон на громкую связь, набрала номер и предоставила Уэствуду полный отчет с места событий, рассказав, что произошло со времени их последнего звонка из мотеля в Западном Голливуде. О Чикаго, библиотеке, семейной аптеке, улице Маккенна, доме Маккенна, Хэкетте, соседке, убийстве в Линкольн-парк, полете в Финикс и встрече с сестрой Маккенна. А потом – о его сыне, застрявшем между нулем и нулем и недавно исчезнувшем.
– Они называют это ангедония, – сказал Уэствуд. – Неспособность испытывать удовольствие.