Рейкс вошел в комнату с подносом, на котором аккуратно расположились сливки, сахар, серебряные ложечки, кофейник, чашки и блюдца.
— Вы бы на такое дело тоже пошли, — заметил Бернерс.
— Никогда, ни пять, ни десять лет назад. Это не моя стихия.
— А я думаю, пошли бы. Беда в том, что это придумали не вы. Вам нужны собственные идеи, свой вызов. Вы не любите получать что-то из вторых рук. Фрэмптону все самому должно прийти в голову.
— Я Рейкс, а не Фрэмптон.
— Фрэмптон и Бернерс. Это же реальные люди. Сегодня вы в первый раз сварили для меня кофе.
— Надеюсь, он удался?
— Не так хорошо, как у Энджерс. А все-таки… — Он взял со стола разорванный проспект. — Вы этого не хотите?
— Нет.
Бернерс бросил половинки в корзину для бумаг.
Через полчаса он ушел, сказав на прощание:
— Позвоните мне насчет мисс Виккерс.
…Белль приехала в шесть вечера. Рейкс помог ей раздеться, подал стакан виски и зажег сигарету. Все это было сделано с ласковой суетностью, каждое движение он заранее продумал, потому что понимал ее волнение и старался уберечь от лишних страхов.
— Я не хотела звонить, ничего такого… Знаешь, это было бы неразумно. В общем, конечно, все оказалось не таким страшным, как я думала, — коротко усмехнулась она. — Понимаешь, когда тебе известно, что случилось, то, сдается, будто это видно каждому, будто это написано у тебя на лице. Но ведь все не так, правда?
— Если на бутылке написано «джин», ты же не станешь открывать ее в магазине. Успокойся и расскажи все по порядку.
Рейкс сел напротив, придвинул поближе стул и положил руку ей на колено. Она наклонилась вперед, крупинки туши на ресницах казались вблизи грубыми, разнокалиберными, будто увеличенными лупой. Он поцеловал Белль, зная, что сейчас наступил пик ее 24-часового напряжения и что к завтрашнему утру у нее изгладится в памяти и станет обычным то, что было простой работой для них с Бернерсом.
— Расскажи мне все, — снова попросил Рейкс.
— Ну, нашел его Бейнс. Он пришел ко мне. Ты знаешь, я не спала. Нет, спала, наверно, но… как курица на насесте. Доктора я все-таки вызвала. Это было ужасно — ждать, когда он приедет, ждать, когда, наконец, выйдет от Сарлинга. Вот он вышел, а я приготовила ему кофе — боже мой, до сих пор это слышу! — он объявил, что у старика элементарный разрыв сердца. Ничего неожиданного. Несколько лет назад у него уже были нелады с сердцем. Я сказала, что Сарлинг поздно ночью решил вернуться — врач в ответ только кивнул. Заверил, что все уладит, и попросил меня связаться с адвокатом и с одним из вице-директоров.
— Не говорил ни об окоченении, ни о чем другом?
— Нет. Написал свидетельство о смерти и велел передать адвокату. Даже о родственниках и наследниках не спросил. Я, наверно, имела право рассердиться: ведь он выудил из старика сотни фунтов, но его совсем не тронула смерть пациента, и ему, конечно, казалось, что мне тоже должно быть все равно.
ebooksa