— Мне очень нравится эта скульптура, — сказал Инглиш, указывая на «Пиетту», — но я не могу сказать, что искусство меня особенно интересует. У меня никогда не было возможности заняться им. Но я не хочу вас долго задерживать. Я хотел только вас спросить, были ли вы в агентстве прессы, помещающейся на Седьмой улице, 135 Б, 17 числа этого месяца?
Шерман, устремив свой лишенный выражения взгляд на Инглиша, старательно отламывал кусок жевательной резинки.
— Мне кажется, что да. Я не уверен, что 17-го, но я был там на этой неделе. Это, вероятно, и было семнадцатое, теперь, после того, как вы спросили, я вспомнил. Любопытно, почему вы задали мне этот вопрос?
— У меня есть свои основания. Вы там были около десяти часов пятнадцати минут.
— Весьма возможно. Что-то вроде этого. Я не обратил внимания.
— В это время, — продолжал Инглиш, сверля глазами лицо Шермана, — мой брат покончил жизнь самоубийством. Он выстрелил себе в голову.
— Как это печально, — сказал он. — Вы меня огорчили.
— Не слышали ли вы звука выстрела, когда находились в помещении?
— А, так вот оно что! — сказал Шерман. — Я слышал что-то похожее на звук выстрела, но подумал, что у машины лопнула покрышка.
— Где вы были в тот момент?
— Я поднимался по лестнице.
— Видели вы кого-нибудь на площадке седьмого этажа или выходящего из конторы моего брата?
— Значит, ваш брат имел контору на седьмом этаже? Там было агентство одного частного детектива и агентство печати, если не ошибаюсь. Где же находилось бюро вашего брата?
— Это он руководил частным сыском.
— Да? Как это интересно! Я не знал, что ваш брат детектив, — проговорил Шерман, и в его голосе послышалась неприязнь.
— Вы видели кого-нибудь у конторы моего брата? — повторил Инглиш.
Шерман нахмурил брови.
— Ну что ж… Я действительно видел женщину перед его дверью. На ней был надет очень элегантный ансамбль из черного и белого. Я даже подумал, что для такого сорта женщины, она очень хорошо одевается. У нее есть вкус.
С непроницаемым видом Инглиш продолжал:
— А какого типа эта женщина, мистер Шерман?