– Помогите! Паразиты! Они пожрут нас всех! Они уже жрут нас всех! Помогите!
Перед глазами все расплывалось.
Матвей не понимал, как люди могут спокойно стоят в воде, прижимать его к полу, вдавливая щеку в холодную плитку. Он дернул рукой, чтобы освободиться, впиться пальцами в оголенный мозг, а на него еще сильнее навалились, выламывая плечо.
Эта вода не топила – она разъедала.
– Звоните в скорую!
– Уже едет!
– Почему!? Почему не видите? – зарыдал Матвей, давясь слезами. – А у меня осталось так мало времени…
Старуха стояла. Мимо проходили люди, задевая плечами, но ни один мускул не дрогнул ни на ее теле, ни на лице. Она стояла, и молчание многозначительным упреком въедалось в глаза Матвея.
Он видел, потому что смотрел.
– Разве… – слова застряли в горле, и мужчина закашлялся. – Разве есть здесь место древности? Или паразитам нужны только люди? Или древность в людях? Они едят ее на завтрак…
Какой-то здоровяк сел на грудную клетку сверху, выдавливая из легких – как из пакета – воздух.
Матвей разинул рот, захрипел.
Его пытались размазать о пол, соединить с плиткой, наивно полагая, что так неуместную для их привычного мира манию можно будет скрыть.
На лестнице толпилась куча народа из других отделов, кричащих нечто настолько невообразимое, что Матвею и не снилось.
– Алена, это твой?
– Господи! – закричала девушка. – Матвей!
Он попытался как-то выгнуться, чтобы она увидела его глаза. Почему-то казалось, будто так Алена наконец-то сможет понять, только так, но здоровяк сверху крепко сдерживал ногами – твердыми, стальными.
– Матвей! – Алена проталкивалась сквозь толпу.
В глазах брата она была одним из многих расплывчатых пятен, мельтешащих туда-сюда. Только один образ оставался ясным и четким, но на него мужчине меньше всего хотелось смотреть.
– Нет! – во всю глотку закричал. – Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! – Матвей зажмурил глаза, до боли сомкнул веки.