Пожиратели

После того, как его поглотила волна, он не переставал чувствовать себя кораблем, застрявшем на дне моря. Координаты крушения никто не знал, и никто не собирался искать. Единственное, что оставалось – через толщу воду смотреть на далекое белое солнце.

– Мне нужна старуха, – зачем-то сказал он.

В палату зашли – интуитивно ощутилась вибрация воздуха. Шуршащая ткань и скрипящая обувь приближались к пациенту стремительными рывками.

– Проснулись? – спросил тот самый мужской голос. – Как себя чувствуете?

– Не очень, – горло пересохло, и язык совсем не слушался. – Голова болит.

Мужчина в белом халате понимающе кивнул и присел на стул возле кровати.

– Ваша сестра настояла на том, чтобы отпустить вас домой, – шумно выдохнул он. – Но не сегодня и не завтра. Полежите еще здесь, мы понаблюдаем за вами. Конечно, по правилам вас надо оставить здесь до выяснения всех подробностей, чтобы решить проблему. Но… ваша сестра была очень убедительна, – после этих слов Матвей представил торчащий краешек денежных купюр из белого кармана.

– Что со мной?

– Вы сами лучше скажите, что с вами такое.

Преодолевая боль в затекшей шее, Матвей повернул голову и прочитал на бейджике врача – Станислав Егорович Косумин.

– Что?

На него неудобно смотреть – он сидит рядом с окном, а светобоязнь слезами натекает в мелкие морщинки.

Матвею очень некомфортно в этой палате в форме спичечного коробка, где он сам ощущает себя тонкой спичкой. Обилие света порождало ошибку, будто комната находилась в своем отдельном мирке, и что никто не может услышать, о чем здесь говорят, что здесь происходит.

– У вас все руки расцарапаны. Вы, вообще, помните, как сюда попали? – не дождавшись ответа, врач продолжил. – У вас случился припадок прямо на работе сестры.

Матвей скривился.

– Я помню, – набитый ватой опухший язык порождает шипящие звуки. Если маленькая ранка способна принести такой дискомфорт, то на что тогда способны все те раны, полученные от Ипсилона и паразитов?

– Ну, и?..

Мужчина отвернулся, посмотрел на потолок.

Уж лучше бы на улице шел унылый дождь с редкими холодными каплями, натекая серостью на подоконнике. Лучше бы ветер завывал в оконных щелях, гулял в коридоре. Отрада природы болезненно контрастировала с угнетенностью души. Матвею нужна была сырость и плесень, черви и пауки.

Он вспомнил зарисованный портрет Федора Александровича с тягучими потеками краски – то отчаянье породило детище, а это – впрессовывало в матрац.