— Не факт, что придет в себя и останется в адекватном состоянии, — возразил старик. — Да и не думаю, что это он. Совсем не его стиль!
— Да он — маньячина! Какой там стиль? Действовал по ситуации! — возмутилась Яна.
— А я все-таки думаю, не он! Профессиональная интуиция. А когда рядом напали на соседа в вагоне, испугался, что это бандиты его ищут, что просто перепутали, и решил бежать с поезда и добираться автомобилем. Ну, а дальше ты уже поняла, увидел тебя на дороге, как мимо промчалась. На мою ласточку трудно не обратить внимания. А уж когда ты возле его дома объявилась, запаниковал, решил от тебя избавиться.
— Ты его еще оправдай за это! Бедный, запаниковал, захотел убить! А что ему оставалось делать? Да и брата убил, сделал милость, чтобы тот не мучился. Прах в унитаз в гостинице спустил. Ну и что? В воде-то оно спокойней будет, в канализации! — разошлась Яна.
— Не сгущай краски! Мне тебя жалко, а не его! — прервал ее Павел Иванович. — Раз это сделал не он, то и ты по-прежнему в опасности. А из меня защитник никакой. Звала бы ты своего мужика на помощь или обращалась в правоохранительные органы, — посоветовал он ей.
Яна уже поняла, что Павел Иванович не слышал, зачем она ехала в Сочи. И про флешку из урны с прахом тоже не догадывался. Такая вот ирония судьбы, что Богдан и является владельцем урны, да еще совершил такие преступления. Когда она говорила о флешке с Богданом, Павел Иванович уже отрубился и пребывал в своем эпилептическом припадке.
— Некому звонить, — вздохнула Яна.
— А эти твои бедолаги, которые с тобой вместе ехали, долго еще в больнице будут валяться? — спросил он, но Яна не успела ответить.
К ним подошел высокий мужчина в белом халате и строго посмотрел на Павла Ивановича.
— Вот вы где! Павел Иванович, ну, вы как маленький, честное слово! Вы что? Память или понимание потеряли? Я же четко сказал: палату не покидать! А вы кто? Дочь? Родственница? Очень хорошо! Немедленно встаем и идем в палату, — буквально пинками погнал он бывшего участкового в сторону больничного корпуса. — А вас я попрошу остаться! — ухватил он Яну за руку, усадил ее обратно и расположился рядом. — Зовут меня Михаил Максимович. Я — заведующий неврологии и лечащий врач вашего родственника. Кем он вам приходится? — спросил врач, глядя старику в спину, наверное, чтобы убедиться, что тот пошел в палату.
— Дядей, — на чистом глазу соврала Яна.
— Очень хорошо! У вашего дяди есть еще более близкие родственники? — спросил Михаил Максимович, про себя невольно отмечая, насколько привлекательная женщина эта самая Яна.
— Жены у него нет, — сразу же заявила она, как отрезала. — Есть весьма взрослый сын, но он… Как это? Слегка не здоров. Вернее, не до конца еще вылечен от алкоголизма. Поэтому я наиболее адекватный родственник. Говорите все, что нужно, мне.
— Ну, хорошо, — вздохнул невролог. — Плохи дела у вашего дяди.
— Насколько? Если по десятибалльной шкале? — спросила Яна. — Из расчета: один балл — можно в космос посылать, а десять — завтра в могилу…
— Двадцать! — выдал Михаил Максимович, чем вынудил Яну собраться и тоже внимательно на него посмотреть.
— Как это? Что это? — растерялась она.
— У него эпилепсия с определенного момента в жизни. Павел Иванович рассказал, что однажды получил очень сильное сотрясение мозга. Несколько дней его мутило, тошнило, сильно кружилась голова, было даже носовое кровотечение. А что такое сотрясение? Сильный удар! А самая тонко организованная ткань в человеческом организме — это кора головного мозга, состоящая из нервных клеток — нейронов, стройно связанных друг с другом своими отростками — аксонами… Извините, — облизал губы невролог, — вы меня, наверное, не понимаете.
— Прекрасно понимаю, я немного медик, — ответила Цветкова.
— Что значит «немного»? — не понял Михаил Максимович.