Так и получалось, что Фокс влюблён в Ану, но уже не может равнодушно относиться к её старшей версии, с которой они разделили не просто наслаждение и страсть — а единение, пусть и краткое, но ярчайшее в его жизни за много лет. И единственное за короткую жизнь Афины.
В общем, ситуация с девушкой и богиней была запутаннее, чем щупальца Схазмы. Зато на её фоне новое испытание Древних казалось умеренно-простым. Впрочем, именно четвёртый символ был довольно сложен: он вмещал усреднённое веретенообразное тело, четыре маленьких круга слева внизу, выстроенных в диагональ, и четыре справа: два самых верхних были синие и целые, а два нижних расколоты и серы.
— Ну тут очевидно! — рассмотрев изображение, пшикнул Свийс. — У чьей статуи правая ладонь, то есть, чаша, по итогам испытания выше будет, те и пройдут в финал. А двое недотянувших отправятся в бездну.
— Начнём.
Охотек деловито встал напротив себя, его статуя была слегка крупнее оригинала, но даже так не могла сравниться с ним по представительности и жадности. Одутловатые щёки настороженно дулись, и Фокс отметил, что олигарх снова крутит в руках брелок-цветок цедаров. Тот самый, что позволял ненадолго выйти из реальности в небытие, чтобы избежать любой угрозы.
Когда все четверо встали напротив своих статуй, над левой чашей каждого возник сияющий синий вопрос. Одиссей не раздумывал, в его владении было только две по-настоящему важных сущности, и сейчас следовало поставить ту, что менее ценна. Он накрыл чашу ладонью, зажмурился и загадал, что ставит на кон, так как не мог физически водрузить это на весы. Тело пронзило странное ощущение падения и пустоты, он пошатнулся и сдавленно выдохнул, но кроме Афины этого никто не заметил — для каждого был слишком важен собственный шаг.
Все сделали ставки; Геометрис простёр к чаше излом пространства, по нему прошла вибрация, и вниз упала одна-единственная песчинка.
Левые чаши-ладони дрогнули и поползли вниз, а правые стали соразмерно подниматься вверх. Они двигались медленно и постепенно, не больше миллиметра в секунду — но все четыре явно не собирались останавливаться на полпути. Неудивительно, ведь каждый поставил на кон самое дорогое, что у него есть.
— Жизнь? — волнуясь и даже сбиваясь, прошептал на ухо Фоксу профессор Свийс. — Ты поставил на кон свою жизнь?
— Чего? — возмутилась хистеройка. — С какой стати, кто будет меня холить и лелеять⁈
— Пфф, — покачал головой олигарх. — Вы правда считаете, что жизнь любого из нас весит так много?
— Моя жизнь? Но это же самое важное! — возмутилась малышка и пошла фиолетовыми пятнами.
— Нет, дитя, — проскрипел старый змей. — Я был не прав. Конечно, во вселенной много вещей, более ценных, чем жизнь одного носителя. Даже для него самого.
Напряжение нарастало, чаши не останавливались, опускаясь всё ниже… но вдруг одна из них замерла. У Одиссея закружилась голова, он не смог удержаться на ногах и осел к ногам своей статуи, весь покрытый испариной. Ведь эта чёрная чаша была его ладонью. А значит, ставка Фокса оказалась наименее ценной из всех четырёх.
Человека замутило, горло стало сухим, происходящее вокруг отдалилось, будто он смотрел на мир через узкую трубу, так бывает перед тем, как теряешь сознание.
— Что с тобой? — Ана рывком разделилась с Афиной, оставив её возвышаться бледным призраком, шагнула и наклонилась к Фоксу, обняла его, чтобы удержать от падения в воду, и заглянула в глаза. В них была тревога.
— Всё… хорошо… — прошептал Одиссей. — Не бой…
Он не смог договорить.
— Значительные изменения витальных показателей, — бесстрастно оценила Афина, но её голос становился напряжённее с каждым словом. — Состояние истощения, близкое к критическому. Твоё тело… твои клетки… Включились процессы распада, тебе осталось жить несколько минут. Что ты поставил на кон?
— Гря… зь… — прошептал человек.
ebooksa