Он так и умер, с улыбкой на губах, у них с Анной на руках. Или не умер, а ушел? Туда, где все это время дожидалась его Евдокия. И она ушла вместе с ним. Погладила на прощание Анну по мокрой от слез щеке, взъерошила Климу волосы и исчезла.
Осталась албасты. Она смотрела на Анну внимательно, с прищуром.
– Не бойся меня, девочка, – сказала и тянущуюся к Анне косу перекинула через плечо.
– Я не боюсь. – Клим вздрогнул, когда его руки одновременно робко и требовательно коснулись пальцы Анны, но руку убрать сил в себе не нашел. Пусть так, пусть ворованное, заемное, но все равно счастье. Все исчезнет потом, когда она узнает, кто он такой, чей он сын, а пока нужно дорожить, наслаждаться каждым мгновением. Кто бы мог подумать, что вот так все получится… Что ничего у них не выйдет…
– Ты на нее похожа – на свою мать. – Сама же албасты сейчас, как никогда, напоминала обыкновенную девушку, возраст ее выдавали лишь глаза.
– Вы ее знали? – Анна крепко сжала ладонь Клима.
– Я всех их знала, своих девочек. Моя кровь… – Албасты замолчала, наклонила голову, словно прислушиваясь, а потом сказала: – Уходите! Возвращайтесь в дом. Дорогу я вам покажу. – И провела гребнем по косе, выдирая из нее клок волос. Через мгновение под ноги им с Анной упал белый клубок, заскользил над землей, указывая путь. – Идите, – повторила албасты и исчезла, распалась на клочья тьмы.
Стемнело как-то внезапно. Кажется, только утро было, а вот тебе уже вечер, и гнойно-желтого цвета луна припадает к земле, чтобы заглянуть в окно замка, увидеть, что же там происходит.
А в замке – беда, крушение всех надежд и всех планов. Вот сидит на диване доченька Наташенька, держит за руку Сержа, в глаза ему заглядывает таким взглядом, что аж тошно. Глупая девчонка, ничегошеньки ни в жизни, ни в людях не понимает! Променяла родную мать на этого прощелыгу… А Серж улыбается, на Матрену Павловну поглядывает этак победно, а на мечущегося по комнате Викешу так и вовсе не смотрит. Викеша кричит, руки заламывает совершенно по-бабьи, грозится наказать всех и сразу, но ее, Матрену Павловну, в первую очередь. Грозится рассказать… Но мысли ее сейчас не об том, а об сыночке Севочке, вот об этом незнакомом человеке, который смотрит перед собой пустым взглядом, пускает слюни, кулаки то сжимает, то разжимает. Как же так вышло? Кто ударил по самому больному, отнял у нее все: и мужа любимого, и детей?
Защемило сердце, и Матрена Павловна, уже не таясь, потерла грудь. Надо бы доктору показаться, но это потом, когда решится все. Вот продаст она проклятый дом, заберет детей и уедет. Севочку тоже нужно врачам показать, может, лечится это. Не тут, так за границей. А с Наташкой она поговорит, попытается вразумить, показать, что за гнилой человек ей в мужья достался. Глядишь, и получится, глядишь, и наладится жизнь.
– Вам это с рук не сойдет, Матрена Павловна! – Викеша все ярился, брызгал слюной, руками размахивал. – Я еще и баронессе все как есть расскажу. То-то она удивится.
– И что она мне сделает? – спросила Матрена Павловна устало. А ведь и правда, чего бояться? Баронесса на острове одна, без помощника своего. А остров страшный, люди здесь мрут как мухи…
– Что я вам сделаю? – В комнату баронесса фон Дорф вошла совершенно бесшумно, появилась как тать, встала напротив Матрены Павловны, сказала тихо: – Я многое могу. Вы не сомневайтесь.
Играет. Ничего она не может. И не сделает ничего.
Заскулил Севочка, тоненько, по-щенячьи. Был бы хвост, и хвостом бы замотал. Горе-то какое…
– И многое знаю. – Баронесса обвела присутствующих долгим взглядом, и от взгляда ее остановилось сердце. А что, если и вправду знает? – Я все думала, как вас наказать, Матрена Павловна, за ваше злодеяние. Все не находила подходящей кары.
– Да за что же?! – вскинулась, очнулась от своих любовных грез Наташка. – Как вы смеете маменьку мою в чем-то обвинять?
– Я смею. – Баронесса посмотрела в окно, качнула головой в ответ каким-то своим мыслям, сказала едва слышно: – Недолго осталось.
И в самом деле недолго. Через мгновение в гостиную вошел Туманов со своей девкой, обвел присутствующих мутным, тяжелым взглядом, сказал сипло:
– Добрый вечер.