– К тому же мне не нужен клад, я приехала в Чернокаменск не за этим. Я приехала, чтобы получить ответы.
– Все мы приехали за ответами, – пробормотал Туманов и тут же спросил: – Ты не будешь возражать, если я возьму на время карту?
Она не стала возражать. Зачем ей чужие головоломки, да ко всему прочему неполные?
– Мне нужно уехать, хочу кое-что выяснить. – Он встал, сунул карту в карман. – Вечером вернусь. А ты пока отдыхай. Я скажу Клавдии, чтобы принесла тебе горячего молока. И пожалуйста, ничего не предпринимай, из дома не выходи.
Вот и началось: ничего не предпринимай, из дома не выходи…
– Конечно! – сказала Анна и улыбнулась как можно искренне. – И молока очень хочется.
Обещание свое она сдержала. По крайней мере, ту его часть, которая касалась горячего молока. Выпила и съела все, что принесла Клавдия, выслушала ахи и охи по поводу случившегося на острове и по поводу своих изменивших цвет волос, а потом не удержалась, спросила, вернулся ли в усадьбу Миша. Оказалось, вернулся, но вскоре, как и Туманов, уехал по делам. Ничего, у нее тоже дела найдутся.
…Митрофан ждал ее у крыльца. Анна как-то сразу поняла, что ждет он именно ее. Вернее, не ждет, а караулит. Выглядел он расслабленным, но на Анну смотрел внимательно и насмешливо.
– Прогуляться решили? – спросил, переламывая в толстых пальцах хворостину. – Так я провожу. Меня Клим Андреевич очень просил за вами приглядеть. Время нынче, сами видите, какое неспокойное.
Значит, Клим Андреевич очень просил.
Анна развернулась на каблуках и, не говоря ни слова, вернулась в свою комнату. С Климом Андреевичем они еще побеседуют. И беседа эта ему очень не понравится.
К Анатолю Матрену Павловну не подпустили, увели в дом едва ли не силой. И она теперь терзалась, что смалодушничала, не настояла на своем, не попрощалась с любимым мужем. В голове было тяжко, на душе муторно. От успокоительной микстуры, которую выписал ей доктор, хотелось то смеяться, то выть в голос, но Матрена Павловна держалась. Хватит, уже навылась, чужих повеселила, своих напугала. Вон Наташенька сама не своя, за руку держит, отойти боится, а по глазам видно, что тяжко ей при маменьке-то.
Матрена Павловна вздохнула, силой заставила себя встать с кровати, которую еще ночью делила с ненаглядным своим Анатолем, велела дочери:
– Наташа, ты иди. Не бойся, все со мной будет хорошо.
Будет. Непременно будет. Вот сейчас наливочки вишневой выпьет, и отпустит, разожмутся тиски, дышать станет легче.
– Вели наливки мне принести. И не смотри на меня так. Мала ты еще мать судить. Иди же!
Ушла быстро, дважды просить не пришлось. И в поспешности этой Матрене Павловне почудилось немалое облегчение. Пусть ее. Ведь ребенок еще, даром что выглядит зрелой женщиной. Замуж ей нужно, за мужчину приличного, основательного, при деньгах. Такого, как Туманов. Но это потом, сейчас о себе нужно подумать. О том, как жить дальше без Анатоля.
Матрена Павловна отпила наливки прямо из поданного графина. Пила жадными глотками, пытаясь утолить не жажду, но душевную муку. Ничего, она справится. Как-нибудь, помаленечку… Только на кровать не смотреть, не вспоминать, как хорошо было с Анатолем. Ночь пережить, перетерпеть, а днем-то попроще будет. Днем дел полон рот, только успевай решать. Особенно теперь, когда эти… родственнички кровь почуяли, слабость ее увидели. Только и ждут, что Матрена Кутасова оступится, отпустит вожжи, даст слабину. Не дождутся! Не на ту напали!
Графин с наливкой она отодвинула не без колебаний. Велик был соблазн выпить все до дна и забыться хотя бы на время, но искушение она преодолела, кликнула горничную, велела отправить Туманову приглашение на поминальный ужин. Скорбь скорбью, а дело делом, все нужно держать под контролем, чтобы мальчишка не сорвался с крючка, не передумал покупать поместье. Дела-то пока застопорились, Туманов не спешит подписывать бумаги. Но подпишет, в людях Матрена Павловна разбиралась, этот, коль уж решил, от своего не отступит. Только бы никто не отговорил. Девице этой, невесте тумановской, замок явно не по душе. Если она та, за кого себя выдает, то остров она должна ненавидеть люто. Здесь, говорят, мамку ее Злотников убил и ее саму убить пытался. И вообще, народу на острове полегло – тьма. Гнилое место, темное. Сама Матрена Павловна от него избавиться пыталась который год, да не находилось глупца. А теперь вот нашелся, и отпускать его нельзя ни в коем случае.
К ужину Кутасова собиралась со всей возможной тщательностью, платье выбрала подходящее случаю – черное бархатное. Кто ж думал, что пригодится… Из украшений на шею повесила колье с рубинами. Рубины эти были настоящими, все не поднималась рука заменить на стекляшки. А придется, если сделка не выгорит…