Толкая тележку, мы преодолели оставшиеся несколько ярдов; в этом месте от главного туннеля отходило несколько коридоров, и мы внимательно посматривали на них. Я первым ощутил тошнотворное зловоние, которое становилось все сильнее по мере того, как мы продвигались вперед. Мне было трудно держать себя в руках, и, не будь рядом Скарсдейла, я вполне мог бы пуститься в бегство.
Он, без каких-либо внешних проявлений эмоций, жестом велел мне остановить тележку и своим бычьим голосом бросил в туннель эхо призывного крика. Пока блуждающие отзвуки затихали в милях пещер, мы тщетно ждали ответа от Холдена или Ван Дамма. Скарсдейл позвал их еще несколько раз, и откуда-то издалека донесся негромкий шаркающий звук. Я крепче сжал рукоятку револьвера. Толкая и волоча искалеченную тележку, мы прошли последние сто футов.
Уходя, мы оставили нашим товарищам кое-какие припасы, а также носилки, на которых лежал укрытый одеялами Холден. Теперь мы увидели на полу туннеля скомканные одеяла, а затем и сами носилки, перевернутые вверх дном. От них тянулся след слизеподобных выделений, которые мы уже видели в туннеле, а Ван Дамм в древнем городе Кротх. Я почувствовал, как мое горло сжалось от страха, но не успел я что-либо сказать, как мы со Скарсдейлом почти одновременно увидели Холдена.
К моему огромному облегчению, с ним, похоже, все было в порядке. Он, по-видимому, потерял сознание — возможно, от шока из-за внезапной драмы, заставившей Ван Дамма выстрелить. Он полусидел на одном из маленьких ящиков, которые мы сложили у стены туннеля, его плечо опиралось о стену, а голова опустилась на грудь, как будто он слишком устал, чтобы держать ее ровно. Отпустив тележку, я кинулся вперед и положил руку на плечо моего друга, надеясь привести его в чувство. Скарсдейл что-то крикнул, но его предупреждение прозвучало слишком поздно. Хотя это случилось много лет назад, тот миг леденящего ужаса навсегда запечатлелся в моей памяти.
Ибо фигура Холдена, тонкая, как пергамент, и невещественная, как пустая оболочка, из которой что-то, словно пиявка кровь, высосало все живое, с резким бумажным шелестом отделилась от стены. Она скорчилась у меня в руке, и искаженное ужасом лицо Холдена, с идеально сохранившимися чертами вплоть до волос, глаз и кожи, начало изгибаться и распадаться в колеблющемся желтом свете моего фонаря, в то время как из его приоткрытых губ все время вырывался высокий, пронзительный крик, похожий на шипение вырывающегося воздуха.
И отвратительно и безжалостно выпотрошенная оболочка, некогда бывшая Холденом, скрутилась и развалилась, как омерзительный, надутый воздухом мешок из ткани, которым она и являлась, и похожее на пустую торбу нечто, наконец, превратилось в серый, сморщенный кожистый кошель размером не больше моего кулака, который, несомненно, разнес бы по туннелю любой порыв ветра. Кроме клочка волос, сморщенной кожи и одежды, от нашего друга остались лишь десять ногтей пальцев ног и десять — пальцев рук.
Я впал тогда в визжащее, бормочущее безумие и только полчаса спустя пришел в себя от пощечин Скарсдейла. Я обнаружил, что стою, прислонившись к стене туннеля, а надо мной возвышается бородатая фигура профессора. Он вливал мне в горло неразбавленный бренди, и пока я кашлял и на коленях извергал проглоченное, возвращаясь в сознание, я увидел, как он сделал большой глоток из бутылки. В остальном он казался таким же сильным и невозмутимым, как всегда, когда заботливо помог мне встать. Я обнаружил, что снова держу в руке револьвер, в то время как Скарсдейл повторял мне на ухо, как утопающему:
— Все в порядке, мой дорогой друг. Все в порядке.
Он повторял эти слова медленно и четко, как будто мне требовалось некоторое время, чтобы осознать их смысл — что было правдой — и как будто простого повторения могло быть достаточно, чтобы рассеять черный кошмар ужаса, в котором мы сейчас оказались.
Ибо дальше я услышал худшее, и только через час, когда я успокоился и слова Скарсдейла начали приобретать больший смысл, я понял, что мы вновь должны вернуться. Пойти назад в эти туннели мерзости, в область Великой Белой Бездны, где скрывались бестелесные склизкие существа, чьи блеющие крики навевали на нас такой ужас. Но когда мои нервы пришли в порядок и я почувствовал прилив сил, я понял, что Скарсдейл был прав. Ван Дамм был жив — во всяком случае, еще недавно — и, несомненно, нуждался в нашей помощи.
Меня снова вырвало, когда я подумал, что он, возможно, страдает, пока мы впустую тратим время, и это само по себе подкрепило мою решимость. С помощью бренди я снова обрел силу и верю, что в те последние часы я снова был тем человеком, за которого меня принял Скарсдейл давным-давно в той чайной близ Британского музея; теперь мне казалось, что это было в другом мире, в иной эпохе.
Пока я лежал в припадке безумия, Скарсдейл снова услышал далекие выстрелы в туннеле, в том направлении, откуда мы пришли, а затем раздался сдавленный крик Ван Дамма, молившего о помощи.
Хорошо зная Скарсдейла, я полагаю, что он поспешил бы к Ван Дамму один, вооруженный только своим револьвером с несколькими патронами — но он не мог бросить меня в том месте без помощи и защиты. В этом случае я, несомненно, присоединился бы к Холдену и Прескотту... Скарсдейл неоднократно спасал мне жизнь, и хотя дар существования стал для меня в последние годы мучительным бременем, тогда я не знал, до чего дойду в дальнейшем; вновь обретя рассудок, я в первые несколько минут был полон благодарности и надежды.
Затем я с ужасом осознал, что нам придется вернуться. И все же, полностью придя в себя, я — как и Скарсдейл — жаждал прийти на помощь и попытаться спасти несчастного Ван Дамма. Разве я не сошел бы с ума, если бы оказался на месте доктора и вообразил, что мы ничего не предпринимаем для его спасения, хотя знаем, что он жив? Мы должны были попытаться; я знал это так же хорошо, как и Скарсдейл, и вскоре дал ему понять, что осознаю наш долг перед нашим бедным товарищем. Он молча похлопал меня по плечу, а затем мы принялись оценивать ситуацию.
Первым делом мы на скорую руку приготовили еду и поели, разбирая наш груз; прошло много часов с тех пор, как мы ели в последний раз, и от нас мог бы быть только вред, если бы мы не стали поддерживать свои силы. В любом случае, маловероятно, что эти десять минут имели большое значение, но будь это даже так, мы не смогли бы собраться быстрее, поскольку нам пришлось рассортировать груз и выбросить много предметов из тележки, чтобы увеличить скорость передвижения.
Мы с неохотой отказались от крупнокалиберных ружей. Они не произвели особого впечатления на желеобразных существ и весили непропорционально много для маленького транспортного средства, которым теперь, с искривленной осью, было чрезвычайно неудобно управлять.
Задним числом мы пожалели, что не взяли в экспедицию больше сигнальных ракет и ручных гранат. Последнее оружие казалось более эффективным, чем что-либо другое, хотя, конечно, никто из нас на самом деле не знал, можно ли убить или по крайней мере на время остановить существ. Лично мне казалось, что ответом мог бы стать огонь. Будь у нас бензин, мы могли бы разлить его в виде озерца и, приведя существ к нему, поджечь топливо гранатами. Но шансов на это не было никаких; бензина у нас не было, так что не стоило дальше и рассуждать на эту тему. Оставалось всего две дюжины гранат, и нам предстояло как можно лучше их использовать. Итак, тележка полегчала, мы со Скарсдейлом обменялись многозначительными взглядами и вторично двинулись по туннелю к Великой Белой Бездне и внешним коридорам ада.
Свет медленно нарастал, а вместе с ним и трепещущие пульсации. Мы со Скарсдейлом шли целеустремленно, но наши чувства словно отмерли, как под наркозом. Мы не хотели говорить о страхах, бродящих по краям нашего сознания. Действительно, мы едва ли осмеливались намекнуть даже самим себе, что могло ждать нас в конце туннеля, в этом медленно разгорающемся свете. В течение первых десяти минут мы не слышали и не видели ничего нового. Дорога снова шла в гору, но теперь тележка была легче и не доставляла никаких хлопот, хотя и производила больше шума, чем нам обоим хотелось бы.
Мы оба проверили револьверы, висевшие у нас на поясах; мои карманы были набиты патронами, а под рукой лежали на тележке две ракетницы. Пояс Скарсдейла словно ощетинился оружием; как ни странно, я забыл спросить его, где он раздобыл свою самую удивительную находку. Это была старинная абордажная сабля в кожаных, окованных медью ножнах, которая ободряюще покачивалась у него на бедре. Как ни странно, пред лицом наших странных противников этот музейный экземпляр мог оказаться для нас полезнее пулемета.
Будь наши спутники вооружены подобным образом, исход последних двенадцати часов мог бы быть совсем другим. Правда, никто не мог предвидеть появления таких существ; даже Скарсдейл, со всем его объемом знаний, не мог себе их представить. Сам я предпочитал видеть в них природные феномены, существующие в подземных глубинах. Математические доказательства предположения о том, что пространство каким-то образом искривлялось, образуя дверь к звездам во многих милях под поверхностью земли, оставались мне недоступны. Скарсдейл мог бы неделями объяснять мне все это, рисуя мелом на доске, но я бы все равно ничего не понял. Однако я постепенно примирялся с этой идеей, какой бы ужасающей и невероятной она ни казалась.
ebooksa