Великая Белая Бездна

Прескотт глянул на Скарсдейла с чем-то похожим на благоговейный трепет и восхищение. Огромный профессор уже размахивал револьвером.

— Всего двести ярдов, джентльмены, — сказал он ободряюще. — Не так далеко ради блага человечества!

Мы вслепую побежали обратно по туннелю в усиливающийся свет, надеясь вопреки всему, что гулкий топот наших ног не привлечет еще больше этих чудовищных теней. Тщетная надежда! Мы со Скарсдейлом первыми добрались до тележки и поставили ее вертикально. Прескотт установил на полу туннеля пулеметную треногу.

Издалека, где в подземном свете мерцали смутные очертания, по коридору донеслось сердитое завывание. Прескотт вскрикнул, а затем с внезапностью, от которой замерло сердце, раздался грохот пулемета. Пули свистели и рикошетили от стен, высекая искры во мраке, едкий дым окутал всю нашу группу. Мы с профессором потащили тележку назад, отбежали и заняли позиции позади и по обе стороны от нашего товарища. Я успел сделать всего три снимка, прежде чем существа набросились на нас.

В тусклом свете мелькали огромные неуклюжие фигуры. Я вслепую нащупал рукоятку ракетницы и выстрелил; зловещая вспышка ракеты озарила сцену готического ужаса. Колоссальные формы, явившиеся из глубин какой-то космической пропасти, волнообразно подергивались и надвигались на нас с мяукающим шипением, их когтистые щупальца лениво шевелились. Пулемет заговорил снова. Мой револьвер нагрелся, пока я машинально нажимал на спусковой крючок, опустошая барабан.

— Не годится, — крикнул Прескотт мне в ухо. — Пули, похоже, не производят на них никакого впечатления.

Действительно, я сам заметил, что дыры, проделанные в желеобразной субстанции тварей, казалось, тотчас закрывались — так вода заполняет след в болоте.

У Скарсдейла, как всегда, была идея получше. Он схватил связку гранат и прицельно швырнул их, одну за другой, в стадо мычащих, мечущихся существ. Мы съежились на земле, воздух завибрировал от взрывов, за глухими разрывами последовал дождь смертоносных осколков. Раздались пронзительные мяукающие крики, оборвавшиеся в ярком пламени. Мы не стали смотреть, какой ущерб нанесли врагу.

— Хватайте тележку! — крикнул Скарсдейл. — Мы не должны потерять снаряжение!

Его пистолет снова вспыхнул, когда мы начали отступать. Мы натыкались друг на друга в состоянии, близком к панике. Я споткнулся и упал, почувствовав, как ботинки Прескотта прошли по моему телу. Затем мне удалось вскочить, и я скользнул назад по коридору, наполненному едким дымом и вонью пороха. Помню, что мы со Скарсдейлом тянули и толкали скособоченную тележку; наконец она выровнялась, и мы покатили ее по туннелю в быстро меркнущий свет.

И тогда мы услышали вопль Прескотта. Его высокий, отчаянный визг звал нас на помощь. Я обернулся и увидел, что он задержался, пытаясь унести пулемет на руках. Одно из огромных склизких существ обвило щупальцем его ногу; какая-то черная жидкость, похожая на чернила кальмара, на моих глазах обволокла Прескотта. Его крик резко оборвался и затерялся в мяукающем шипении существа. Прескотт был теперь высоко в воздухе, и я опустил бесполезный револьвер; я не решаюсь использовать это слово, но у меня сложилось впечатление, что вязкая студнеобразная тварь, крепко державшая нашего спутника, всосала его внутрь себя.

Этот миг окончательно сломил нас со Скарсдейлом, и мы, с отчаянием доведенных до предела людей, принялись толкать, волочить и тащить тележку вниз по склону, прочь от этой адской сцены, под гостеприимный покров здравого и милосердного полумрака.

2

Мы сидели в тусклом свете у стены туннеля и мрачно обдумывали наше положение. Мы находились теперь более чем в миле от места столкновения и немного пришли в себя. После нашего стремительного бегства, обнаружив, что нас никто больше не преследует, мы со Скарсдейлом поволокли тележку, как пьяные, все время на юг, в сторону желанной темноты. Свет давно померк, превратившись в привычный тусклый полумрак, к которому вновь быстро приспособились наши глаза.

Ситуация была серьезной: если, как уже предположил Скарсдейл, у наших противников или врагов, как бы мы их ни называли, имелись какие-то средства отрезать нас, используя боковые туннели, с нами будет покончено. Мы не сомневались, что бедняга Прескотт мертв, и такая же участь ожидала всех нас. Хотя эти и другие мрачные мысли то и дело проносились в моем кипящем мозгу, мне, как ни странно, лучше удавалось держать свои нервы в узде, чем тогда, когда я ничего не знал о грозящих нам опасностях. Но так часто бывает, и я заметил это во время экспедиции в пустыню Аризоны, о которой ранее упоминал.

Скарсдейл снова и снова упрекал себя за то, что попался в ловушку. Он считал себя ответственным за смерть Прескотта, и, конечно, так оно и было. Но никто не смог бы сделать ничего лучшего в сложившихся обстоятельствах, и если бы наш покойный коллега не поскользнулся, спасая пулемет, решительные действия Скарсдейла и его героическое поведение в момент кризиса, несомненно, позволили бы нам всем выйти сухими из воды. Я сказал ему об этом, но за последний час он ушел в себя и говорил очень мало, лишь бормотал случайные слова, заполняя свою записную книжку, что не переставал делать в самые трудные минуты.

Это само по себе беспокоило меня, и я поддерживал радиосвязь с Ван Даммом — больше для того, чтобы чем-то занять себя, чем с какой-либо реальной мыслью о сохранении нашей обычной рутины. Я, разумеется, поделился с доктором несколько более сдержанной оценкой нашей ситуации. Понятно, что после наших предупреждений Ван Дамм был начеку; что касается Холдена, то его состояние оставалось примерно таким же, как раньше.

Тележка начала казаться нам со Скарсдейлом чем-то вроде обузы. Я думаю, ось ее погнулась, когда тележка ударилась о стену туннеля. Возможно, поломка произошла во время нашего бегства. Так или иначе, теперь мы оба видели в ней проблему, так как груз был тяжелым и без пулемета, и не раз подумывали о том, чтобы бросить часть снаряжения. Как показали дальнейшие события, нам повезло, что мы этого не сделали.

Скарсдейл пошевелился рядом со мной, и в его глазах засветилась искра прежней энергии. Вставая, он неуклюже похлопал меня по колену.

— Простите мою молчаливость, Плоурайт, — сказал он. — Мне нужно было о многом подумать.

— То была не ваша вина, — сказал я, наверное, в десятый раз. — Мы совершили ошеломляющие открытия, и этого, подкрепленного моими фотографиями, должно быть достаточно...