Королевская кровь-11. Чужие боги

22
18
20
22
24
26
28
30

Часть 1. Глава 15

22 апреля по времени Туры, Лортах, Алина

Площадь перед папоротником-храмом была заполнена людьми — они кричали гостям «Мину», дудели, плясали вокруг костров, готовили в огромных котлах то ли ягодную похлебку, то ли алкоголь: Алина, принюхиваясь, ощущала терпкий фруктовый запах. Дети совали в огонь синие цветы на длинных стеблях — те взрывались чем-то бело-воздушным, по всей видимости, вкусным, потому что съедалось оно мгновенно.

Вблизи стало понятно, что храм огромный — этот папоротник был выше всех остальных раз в пять, без окон, с одним большим дверным проемом, с шапкой листьев, которая закрывала треть площади и добрую четверть озера. Над аркой-входом поднималась до самой вершины серебристая трещина с плавными оплывами по краям, такая узкая, что туда вряд ли можно было просунуть и палец. Сияли сверху, в фиолетовом беззвездном небе, две лорташские луны, а сфера над храмом Геры-Солнца подсвечивала листья и ствол снизу.

Медейра, остановившись шагах в десяти от храма, развела руки, здороваясь так, как приветствовали ее тимавеш на дороге утром, и позвала:

— Заходите. Нас ждут.

Стенки папоротника оказались толстенными, изнутри доносились приглушенные, очень мелодичные песнопения без слов.

— Веди их сюда, Медейра, — раздался впереди чуть жутковатый шепчущий голос, очень похожий на шелест листьев в серебряной роще. — Давно у нас не было гостей, а таких никогда…

Говорящая роняла слова медленно, с усилием. Алина шагнула из проема и изумленно уставилась на удивительную женщину, восседающую на коленях посреди темного храма.

Она была старой, очень старой, и лицо ее, и кожа в тусклом свете лишайников, которыми были покрыты гигантские стены, казались одеревеневшими и слегка серебристыми. Волосы с вплетенными перьями — сотнями перьев — были седыми, но в седине этой явственно проглядывала зелень, будто и не волосы это были, а выцветшая трава. На лбу ее сиял тот же знак, что на лбах всех неши. Хранительницы хлопотали вокруг, тихонько напевая, — Одекра подносила к губам старухи чашу с напитком, две девушки разминали ей руки и плечи, еще две — бедра.

Вокруг нее шевелилось целое гнездо из лиан, будто Ледира была ими оплетена, а сейчас они потихоньку отползали к далеким стенам, обтекая храмовую золотую утварь, удивительные тонкие и небольшие механизмы, непонятно для чего предназначенные и, видимо, оставшиеся с времен до нашествия. Тротт вцеплялся взглядом то в один, то в другой, а Алина смотрела на огромные скамьи и столы, на стены с полками, заполненными до потолка свитками. Трещина, поднимающаяся от входа ввысь, была видна и здесь.

— Заходите, геси, — прошумела старуха, и глаза ее блеснули золотом. — Не бойся меня, девочка. Не бойся и ты за нее, крылатый, я не сделаю ей зла. А ты, ергах, — в голосе ее отчетливо послышалась ирония, — и так не боишься, верно?

— Верно, почтеннейшая, — согласился Четери, кланяясь.

— Не мне кланяйся, богине. — Она, снова сверкнув золотом очей, медленно подняла руку, и лишайники засияли в разы ярче, высветив огромное изображение женщины за спиной Ледиры, образованное наплывами коры.

Чет с восхищением цокнул языком и еще раз поклонился, следом и Алина с Троттом — инляндец пробормотал что-то вроде «посмотреть бы поближе». А принцесса, разогнувшись, задрала голову, разглядывая статую, созданную то ли самой природой, то ли местными неши.

Нежное пение хранительниц поднималось ввысь, эхом отражаясь от стен. Богиня высотой в шесть-семь человеческих ростов тоже сидела на коленях и была крупной, молодой, плосколицей и крутобедрой, веселой и грозной одновременно — ибо рот ее был растянут то ли в улыбке, то ли в оскале. С четырьмя налитыми грудями и шестью руками: верхние две подняты, будто в танце, средние вытянуты в стороны и держат дары полей и леса, нижние — придерживают круглый живот, который и не живот вовсе, а — Алина присмотрелась — изображение планеты с континентами и морями. На голове поверх волос, заплетенных во множество косичек до пола, — странный остроконечный головной убор, ниже живота — юбка из папоротниковых листьев, покрытая светящимся лишайником. По бокам от нее поднимались по стволу такие же серебристые трещины, как у входа, а у ног стоял стол, уставленный фруктами и золотыми чашами с зерном.

Алина сморгнула и снова перевела взгляд на старую Ледиру. И с ужасом поняла, что ей не показалось — теперь, когда сумрак отступил, было видно, что кожа у неши одеревенелая, серебристая, как кора у деревьев на берегу, а от лодыжек ее и ступней тянутся вниз, к земле, сквозь сплетение лиан, тонкие корешки.

— И чего ты испугалась, юная ношеди? — прошелестела колдунья. — Я же не боюсь твоих крыльев, хотя среди тимавеш нет крылатых. Мы дети разных миров и разных богов, и уходим из жизни по-разному. Обычных тимавеш хоронят в садах и сажают сверху фруктовые деревья, чтобы и после смерти человек питал свою семью. А неши сами становятся деревьями.

— Но получается, что роща у озера — это…

— Старые неши, которые ушли раньше меня, — кивнула Ледира неспешно. — И я встану там, когда придет мое время. И плод моей силы однажды позовет кого-то из женщин тимавеш, чтобы она продолжила мой путь. Но мой путь закончится не скоро… хотя я в десятки раз пережила уже своих сверстниц… но нет в тех, кто родился после меня, силы, которая способна была бы говорить с Хидой.