Королевская кровь-11. Чужие боги

22
18
20
22
24
26
28
30

— Почти все, — признал он, глядя на нее со спокойной признательностью. Он отдаленно напомнил ей темпераментом Алекса. Столп, на который все могут опереться.

— Ты нужнее сородичам, чем я, и твоя сила им ближе, — озвучила Вики очевидное. — Тебе и идти к ним.

— Я не забуду это, — пообещал дракон.

— Я, похоже, тоже, — усмехнулась Виктория, и он улыбнулся в ответ, перед тем как обернуться и полететь к горе.

Волшебница передернула плечами, чувствуя, как выворачивает их, сдвинулась, вставая поудобнее, и приготовилась держать так долго, как сможет.

* * *

Драконий пик осыпался уже на пятую часть, и рев камнепадов и обвалов стоял нескончаемый, оглушающий. Прибыли полтора десятка драконов и почти сотня дракониц, высиживаювших яйца в норах и пещерах жарких пляжей Лонкары. Прибыла и Огни — и она, уже похоронившая и оплакавшая своих детей, сжала в объятьях Афити. А затем полетела к горе — ведь там оставались еще двое сыновей и младшая сестра.

Снова разворачивали одеяла, доставали чаши — в них удобно было сцеживать кровь. Солнце сияло так, будто понимало, что его лучи нужны для восстановления. Вновь прибывшие драконы вливались в ряды лекарей, добытчиков и спасателей. Таммингтон, уставший от охоты, ворочал обломки и доставал драконов из осыпей рядом с вернглассами, и они изредка щелкали друг на друга клювами. Теперь животных вместе с овиентис добывал Дармоншир — и пусть из Лонкары принесли почти сотню голов скота, но он тут же был съеден, а крови требовалось все больше.

Тут и там дети обретали родителей, братья — сестер, жены — мужей. Слышались рыдания и проклятия, слова любви и ненависти, тихие рассказы о том, как изменился мир, кто сейчас жена Владыки. Нории, ловя изумленные взгляды, понимал, что для бывших пленников война была только вчера, а вероломство Седрика Рудлога — сегодня. И не спешил давить своей волей. Боль должна выйти, ненависть должна иссякнуть. Да и не до просвещения пока было.

Волшебница Виктория держала осколок горы, и ее фигурка с поднятыми руками смотрелась бы забавно, если бы Нории не видел, какие силы она тратит на удержание, сколь могущественна она и как ей тяжело. Сам Нории метался между горой и берегом — он прослушивал обвалы, указывая вернглассам, где рыть, вдыхал виту в тех драконов, которые были изломаны так, что их невозможно было нести к виталистам, ловил собратьев в падении, нырял за ними в воды озера. Силы таяли с каждым рывком, с каждым усилием — и он со страхом и надеждой ждал заката. Потому что с приходом темноты спасение замедлится — но к вечеру Ветери должен принести Ангелину, и он сможет брать ее огонь и не бояться рухнуть тут же, под гору.

Часть 2. Глава 5

Царица Иппоталия, Маль-Серена

Маленький огнедух, выбравшийся из открытой печи во дворе дворцовой кухни на Маль-Серене (царица любила мясо на углях), уже несколько часов метался по дворцу, спасаясь от преследования злых крикливых людей, хитрых и опасных магов и противных водяных духов, похожих на вырезанных из хрусталя стрекоз, крылья которых были куда бледнее и некрасивее его огненных.

Ему очень хотелось выполнить поручение и получить одобрение дочери Красного. А еще он был очень игрив, как все молодые духи, и радостно улепетывал от тех, кто стремился поймать его. Он понимал, что нельзя касаться людей, понимал, что нужно беречь стены и обстановку дворца от огня, но все же нечаянно оставил на них несколько подпалин, тут же затушенных крылатыми водяными духами. И знай о его нелегком пути Владычица Ангелина, она бы десять раз подумала, прежде чем отправить этого вестника царице.

Царица Иппоталия вышла из моря, только-только успокоившегося после недавних стихийных возмущений. Она, как и Нории, поняла, что стало причиной столь резкого смещения равновесия, почувствовала и момент, когда стихии вновь выровнялись, остановили пляску, будто нашли новую опору. И ей было очень жаль старого лиса Хань Ши. Она любила его за спокойствие и мудрость, хотя прекрасно знала, что Ши за свои интересы кому угодно запустят когти в горло.

Теперь только она и Бермонт остались из старого королевского совета. Ушли отец Демьяна Бо́йдан Бермонт и Ирина, и Луциус, и Гюнтер… и Демьян мог бы, если бы жена не отыграла его у смерти.

Мир поменялся, мир стоял на грани исчезновения, и пусть Маль-Серена принимала беженцев, отправляла помощь, помогала оружием и специалистами, Иппоталия чувствовала себя оторванной от жизни, уставшей и потяжелевшей. Ее дети были ее крыльями, воплощением ее любви, и ей не хватало их так, что она раз за разом уходила в море, чтобы забыть о потере, раствориться в нем.

Если бы не внуки, она бы и растворилась.

Еще бы раз родить свое дитя, покормить его грудью, напитать любовью. Это не вернет ей дочерей и не станет причиной меньшей любви к внукам. Это лишь немного залечит ей сердце, позволит дышать без боли и тоски.

Фрейлины, понимающие настроение царицы, молчали, лишь подали ей одежды. И новостей никаких не озвучивали — хотя были среди них и срочные, такие, как звонок и просьба королевы Василины. Минуты не сделают погоды, так пусть госпожа в тишине дойдет до своих покоев.

Печальна была царица, поднимаясь к павильону дворца — и тем неожиданней для нее стало увидеть, как в окнах замелькало огненное пятнышко, раздались окрики, характерный свист заклинаний-Ловушек. Пятнышко прожгло старинную дверь, которой было двенадцать веков, и выбралось на крыльцо, оказавшись огненной пташкой с разноцветным хохолком, сжимавшей в лапах небольшой запечатанный сосуд. Царица вскинула ладонь, заключая незваного гостя в тонкий водяной пузырь, и пташка заметалась внутри, с ужасом глядя на свою темницу и на окруживших её нимфедисов, маленьких водяных летунов.