Этот офицер, с энтузиазмом отстаивавший, как он считал, свое крайне необходимое предложение, обратился к своему начальнику полковнику Арао и объяснил ему, в чем оно заключалось. Арао посчитал, что оно достойно рассмотрения, и разрешил Инабе обратиться к военному министру. Анами, проникшись его идеей, без колебаний отдал ему приказ подготовить «Инструкцию к войскам», которая призвала бы к решительному противостоянию врагу, и опубликовать ее немедленно. Инаба, в порыве патриотического чувства, быстро покинул резиденцию Анами, намереваясь сразу же приступить к написанию инструкции.
К тому времени, когда Инаба закончил писать свое воззвание, призывавшее к оружию, было уже два часа дня, и военный министр отправился на заседание правительства в резиденцию премьер-министра. Инаба показал свой черновик полковнику Арао, который прочитал его, сказал, что текст слишком длинен, но в интересах целесообразности принимает его. Инаба передал его генерал-лейтенанту Ёсидзуми, который внес небольшие изменения в текст и поставил на нем печать. Затем инструкцию переслали заместителю военного министра генералу Вакамацу, который также внес в нее отдельные изменения и затем скрепил ее своей печатью.
Теперь оставалось только ждать одобрения Анами, но он все еще был на заседании. Полковник Арао должен был увидеть Анами в его резиденции вечером и показать ему черновик.
В три часа подполковник Оядомари из Бюро военной информации появился в Бюро военных дел военного министерства. Дежурили там подполковник Такэсита и майор Хатанака.
Оядомари напомнил Такэсите, что радиосообщение, ожидавшееся в полдень, должно было быть передано в четыре часа. Он предположил, что «Инструкция войскам», написанная полковником Инабой, будет оглашена в новостях. Майор Хатанака согласился с этим.
Оядомари и Такэсита смогли для себя выяснить, что «Инструкция» была написана и готова для публикации и что она была одобрена всеми, за исключением военного министра. Хотя на документе отсутствовала его печать, о нем все же намеревались сообщить по радио. Время передачи неумолимо приближалось. Такэсита попытался обратиться к своему начальству, но связаться с ним не удалось, никого не оказалось на месте. Он принял решение под свою ответственность выпустить сообщение в эфир.
Однако появилось одно небольшое препятствие. Полковника Арао невозможно было нигде найти, а у него был окончательный вариант инструкции, единственный со всеми внесенными в него изменениями. Что же делать? Инаба предложил выход из положения. Он и его друзья тщательно осмотрят содержимое его мусорной корзины и, возможно, найдут первый вариант текста, затем Инаба тщательно прочтет его и постарается вспомнить те изменения, которые внес Арао.
Эмоциональный и зажигательный текст инструкции, должно быть, придал им решимости опубликовать ее без одобрения Анами, и именно в тот момент, когда шли столь важные переговоры. И они сделали это. В конце концов, сказал Инаба, они осознают, что «основная цель инструкции — призвать людей напрячь все усилия ради победы в войне, а эту идею, как известно, министр поддерживает в принципе».
Итак, с помощью Инабы, Такэситы, Оядомари и Хатанаки составили вместе пламенную версию «Инструкции к войскам» и передали ее по радио и опубликовали в газетах. Передача прошла в 4 часа дня и вызвала немедленную реакцию слушателей.
Вернувшись в свой офис, секретарь кабинета Сакомидзу обнаружил, что в приемной его ждет один из его знакомых журналистов. Ему также сообщили, что неоднократно звонили издатели газет с просьбой срочно ответить. Его друг репортер вручил ему копию только что появившейся «Инструкции к войскам» за подписью генерала Анами и спросил, одобрил ли ее кабинет.
Сакомидзу тщательно прочитал сообщение в газете и, потрясенный, немедленно позвонил генерал-лейтенанту Ёсидзуми и задал ему вопрос, как это вообще появилось. Начальник Бюро военных дел только что вернулся в свой кабинет в здании военного министерства и не знал ничего о том, что произошло в его отсутствие. Когда Сакомидзу прочел ему текст заявления, Ёсимидзу подумал, судя по манере письма, что автор так называемой «Инструкции» — это не кто иной, как майор Кэндзи Хатанака.
Генерал вызвал майора и спросил его, имеет ли он отношение к публикации. Догадка Ёсидзуми, казалось, была верной, и Хатанака стал козлом отпущения. Генерал приказал Хатанаке исправить ошибку. «Поезжайте в редакции газет и дайте опровержение информации. Воспользуйтесь моей машиной». Хатанака сделал так, как ему было приказано.
Общественный зал Хибия был одним из самых больших театральных зданий Японии. Расположенный в районе парка Хибия, к югу от Императорского дворца, он был также местом, где располагались офисы различных компаний. Здесь была штаб-квартира японского информационного агентства Домэй. Непрекращавшийся стрекот пишущих машинок и бесконечные телефонные звонки, прикрепленные на стенах фотографии текущих событий, бледный свет настольных ламп, пепельницы с дымящимися окурками, расставленные тут и там чашки с остывшим кофе создавали привычную для журналистов атмосферу, в которой каждый репортер из любой газеты чувствовал себя как дома.
В этот исторический момент Саидзи Хасэгава, редактор Домэй, стал, можно сказать, избранником судьбы. Ему было поручено координировать радиопередачи на зарубежные страны. Поскольку именно через это агентство японцам можно было наиболее быстро связаться с внешним миром, Хасэгава стал на краткое время одним из важных действующих лиц разыгрывавшейся исторической драмы. На следующий день после того, как его предупредили друзья в министерстве иностранных дел о проведении в ближайшее время Императорской конференции, от которой ожидали важного решения, он остался и на ночь на своем рабочем месте в Домэй. Едва ли это был менее комфортный ночлег, чем его номер в «Империал отеле».
И вот когда император принял решение, репортер Домэй сообщил Хасэгаве около 6:30 утра, что император призвал к миру, и Кабинет министров последовал его «совету». Хасэгава сразу же позвонил директору Домэй, а затем вернулся к своей работе, готовясь к передаче этой новости на зарубежные страны. Он был глубоко взволнован известием о возможной капитуляции и с нетерпением посматривал на телефон в ожидании дальнейших инструкций… Однако телефон молчал, и, хотя репортер и продолжал пребывать в состоянии напряженного ожидания, поток других дневных новостей захватил его, и он отвлекся на привычную работу.
Около 4 часов дня ему позвонили из министерства информации. Сообщили, что готовится специальное заявление министра. «Вот теперь, — подумал Хасэгава, — страна и мир узнают правду о событии».
Когда текст пришел, он внимательно прочитал его. Постепенно, по мере знакомства с заявлением, его нетерпение сменилось раздражением, а затем искренним неприятием. «Оно настолько расплывчато по смыслу, — подумал он, — что действительно трудно понять, о чем хотели сказать». Он расценил заявление как полностью неадекватное, которое могло только озадачить народ Японии и внешний мир. Хасэгава поступил оригинально. В качестве государственного служащего он должен был передавать официальные заявления руководителей страны, и перед ним было одно из них. Если бы он не знал об императорском решении, то передал бы заявление переводчикам на английский язык для радиосообщения. Но, решил он, это не помогло бы остановить войну. И он отложил заявление в сторону.
Когда он знакомился с заявлением Симомуры, пришел релиз из армии. Это было воззвание Анами. Хасэгава прочитал его и был потрясен. «Это не может быть передано на английском, — решил он. — Это, несомненно, может сорвать переговоры. И кроме того, ни один американец не поймет этих реминисценций о Нанко и Токимунэ. Не оценят союзники и призыв „отважно сражаться“ и сокрушить современную монгольскую орду».
Но это было дело иного характера. О релизе министерства информации можно было сразу позабыть, но заявление военного министра имело вес! «Не такой уж я и умный человек, — размышлял Хасэгава, — однако я полагаю, что мне необходимо передать эти два сообщения». У него хватило ума понять, что ему необходим какой-то авторитетный покровитель, чтобы он мог оправдать его бездействие. Поэтому он обратился к Мацумото, заместителю министра иностранных дел: «Существуют два важных заявления, которые пришли только что из министерства информации и военного министерства, вы знаете о них?» Мацумото ничего об этом не знал, и Хасэгава зачитал ему два послания. «Я не сообщил о них иностранцам, — сказал он. — Я хотел бы просить вашего разрешения пока не публиковать их, не отсылать их другим странам».
Мацумото был в трудном положении, он крайне опасался, что любой инцидент может нарушить хрупкое равновесие и помешать переговорам. Хорошо, что Хасэгава проявил здравый смысл и позвонил, прежде чем отправлять эти сообщения! «Отлично, — согласился дипломат, — попридержите их до того, как я позвоню вам».