Но в 1873 году во время Реставрации Мэйдзи с традициями самураев было покончено и была введена обязательная военная подготовка на западный манер. Император Мэйдзи провозгласил: «Заря свободы поднимается над страной. С доставшимся нам от прошлого различием между солдатом и крестьянином будет покончено». Появление новой демократической армии, в которой сын крестьянина, принца и самурая служили бок о бок, было революционным событием. Эта армия получила поддержку народа, и о самураях уже не вспоминали.
Быть солдатом означало стать членом привилегированной социальной группы. Быть офицером — войти в элиту. А стать военным министром или сотрудником императорского Генерального штаба — это значило войти в суперэлиту. Существовали другие ключевые посты в высшем командовании армии, однако самыми важными были должности в Генштабе.
Верность самурая своему даймё в эпоху Мэйдзи трансформировалась в преданное служение божественному императору и выполнение всех его желаний. От солдата требовалось сохранять верность императору, а мнение армейского офицера было для него равносильно мнению императора. Высочайшим призванием солдата было умереть за императора, и такие солдаты становились святыми, хранителями нации, и им поклонялись в храме героев Ясукуни в Токио.
Японский солдат вел спартанский образ жизни. Во время Второй мировой войны его продовольственный паек обеспечивал только минимальные жизненные потребности. Рядовой получал в месяц 1 доллар 26 центов. Для сравнения — генералу платили 126 долларов 50 центов в месяц. Привычка солдата к экономии способствовала также воспитанию у него пуританского духа, в нем укоренялась вера в свое моральное превосходство.
Что же касается офицеров, то они проходили свою начальную военную подготовку в военных училищах в возрасте 13–14 лет. Те, которые обучались в Сикван гакко — японский аналог американской Военной академии в Вест-Пойнте, — изучали обычные военные предметы. Из учебной программы были исключены следующие предметы: политическая экономия, сравнительная политология, международное право и международные отношения. Упор делался на воспитание у офицеров духа самоотверженности, преданности долгу и верности императору.
Предполагалось, что в императорской армии офицеры будут иметь братские отношения с рядовыми, а старшие офицеры — со своими подчиненными. Такие отношения должны были стать заменой семейных связей. Поощрялись совместные выпивки офицеров во внеслужебное время. Устраивались также вечеринки с гейшами и сакэ. Офицеры получали призы за свою способность много выпить и не опьянеть.
Но у современных самураев, то есть офицеров, будущее было туманным. Ежегодно в военную академию принимали 800 человек. Семь офицеров из восьми могли выйти в отставку после 30 лет службы в звании майора или полковника с пенсией около 50 долларов в месяц. Все считали такую пенсию крайне несправедливой. Военные рисковали своей жизнью на службе императору, а уйдя в отставку, едва сводили концы с концами. Их ровесники, которые пошли в бизнес, стали богатыми, наслаждались всеми благами жизни. Те, кто занялся политикой, смогли пробиться наверх. Придя к власти, они получили назначения на престижные посты в правительстве и были удостоены почестей от императора. Офицеры были убеждены, что они заслуживают большего.
Стремясь улучшить свое материальное положение, они все больше втягивались в политику. Военные становились членами общественных организаций, которые уже насчитывались сотнями. В большинстве своем они были реакционными и ультранационалистическими. И каждая из них считала, что именно она имеет истинное представление о национальном величии. Но все они были малочисленными и большей частью однодневками. Но все же имелись дюжины две организаций, которые насчитывали в своих рядах тысячи человек и имели определенное влияние. Названия их были поэтическими: «Общество цветущей сакуры», «Особняк пурпурного облака», «Общество белого волка», «Общество черного дракона». Однако намерения их были далеко не вегетарианские. Начиная с 1930 года их члены начали активно участвовать в политической жизни страны. Ради достижения своих целей они пускали в ход все свои связи, а также поставляли оружие для убийства ведущих японских деятелей, на которых пало подозрение в том, что те придерживаются антимилитаристских взглядов.
Все делалось, несомненно, в их представлении, из лучших побуждений. Предпринимаемые военными шаги объяснялись необходимостью провести «Реставрацию Сёва». Призывы военных к единению стали звучать все чаще, когда их коснулись сокращения бюджетных ассигнований, а в армии прошли сокращения личного состава и были подписаны непопулярные договоры. В такие тяжелые времена патриотические сообщества (некоторые из них полностью, другие частично состояли из военных) громогласно заявляли о том, что они требуют покончить с лжесоветниками в окружении императора и добиться того, чтобы божественность императора просияла вновь. Если отказаться от высокопарных выражений, то можно просто сказать, что целью было «избавиться от существующего правительства и всех его главных адептов и установить вместо него военный или провоенный режим». И такие попытки они предпринимали довольно часто. О чем свидетельствуют неоднократные покушения на убийство известных членов правительства и предпринимателей.
Армия была организацией со своей священной миссией. Генерал Садао Араки, непревзойденный оратор, в 1930-х годах был серым кардиналом во многих армейских заговорах. Возглавляя штабной колледж, а затем занимая пост военного министра, он занимался подготовкой молодых офицеров. Через него прошли тысячи восприимчивых к новым идеям молодых людей, которых он учил, к примеру, тому, что «наша прародительница (богиня Солнца) повелела своим наследникам императорам организовывать военные походы против тех, кто никак не желает подчиняться добрым правителям». Он утверждал: «Миссия Японии — прославлять власть императора до пределов четырех морей». Наступил «имперский век», и при конце его император Японии будет править всем миром.
Американский журналист Хью Биас, описывая события Японии 1930-х годов, называет молодых офицеров «активными военными членами партии, которая постоянно находится во власти». Таковыми они, определенно, и были. И было типично для больших японских организаций, будь то военных, правительственных или деловых, что люди среднего звена — менеджеры — отдавали приказы. Именно они составляли планы и оказывали давление на своих руководителей, чтобы те осуществили их на практике. С другой стороны, они понимали, какие планы их руководство не поддержит.
Военачальники опирались на энергичных и предприимчивых армейских офицеров при реализации своих намерений и поручали им составление конкретных планов. Молодые офицеры, имея на руках такой план, начинали требовать его воплощения в жизнь. Это давление снизу чувствовалось в верхних эшелонах армии; там понимали, что, если план не будет принят, профинансирован и выполнен, командованию «будет затруднительно контролировать молодых офицеров». Подобное заявление стало клише в японской политике, иногда оно понималось как неприкрытая угроза.
Молодые офицеры своим поведением напоминали тигров. Они были творением их командиров. Но теперь от этих однажды взлелеянных командованием офицеров необходимо было или избавиться, или попробовать их обуздать каким-либо кардинальным способом, но многие полагали, что добиться этого в настоящее время невозможно.
Теперь, когда горизонты Японии сузились, а конец войны приближался, в среде «молодых тигров» все больше нарастало недовольство. Они видели, как их самые дерзновенные мечтания и великие замыслы становились реальностью на ранних этапах Второй мировой войны. На самом пике военных успехов Япония владела территорией, по площади равной половине территории Соединенных Штатов с населением более 600 миллионов человек. Военные создали обширную империю и не обращали внимания на протесты министерства иностранных дел, постепенно становясь вершителями судеб кабинетов и премьеров. Сообщалось, что они проигнорировали даже мнение императора, когда армия по собственной инициативе захватила в 1931 году Маньчжурию и вызвала Китайский инцидент в 1937 году.
Они видели, как империя и власть уходят из-под их влияния, как они теряют также контроль над правительством. Перед ними замаячило поражение, которого Япония, как государство современное, никогда еще не испытывала. Но хуже всего было появившееся чувство унижения. Молодые офицеры следовали принципу
Следуя заветам гири, молодые офицеры, такие как Такэсита, Инаба, Арао, Хатанака, Ида и Сиидзаки и их товарищи, не могли и подумать о капитуляции. Они воинственно возлагали руки на эфесы своих самурайских мечей и клялись сокрушить русских и всех западных союзников.
«Молодые тигры» были готовы выкрикнуть «Банзай!» и умереть за императора и империю. Они отрицали ту истину, что империя была обречена; они сами были обречены. Их боевой клич должен был бы звучать так: «Банзай! И умри, империя!»
Многие офицеры в Бюро военных дел находились под влиянием профессора Хираидзуми из Токийского императорского университета. Об этом вспоминает полковник Хаяси. «Анами также интересовался историческими концепциями Хираидзуми. Я уверен, что Хираидзуми очень сильно повлиял на армейских офицеров в духовном отношении. Он читал курс лекций по японской истории в Военной академии и в колледже Генштаба армии. О чем бы он ни говорил, он всегда возвращался к теме гражданской войны в хронике «Нихон Сёки» и к подобным сочинениям для того, чтобы подчеркнуть тот факт, что, когда император оказывался в чрезвычайно неблагоприятных обстоятельствах, народ помогал ему восстановить его суверенитет из чувства великого к нему уважения».
Хираидзуми был ученым-специалистом по мифам, возглавлявшим кафедру истории и имевшим многих последователей его экстремистской доктрины. Естественно, он учил о божественности императора и его блестящем наследстве, восходящем к первому императору и легендарному основателю страны Дзимму, правившему в VI веке до н. э. Основным положением его доктрины было утверждение, что Императорский путь был таким же естественным и неизбежным, как восход солнца. Движущую силу японской судьбы, учил он, было невозможно остановить. Когда заблуждавшиеся или злые советники у трона отказывались это понимать, появлялась необходимость убрать их, с тем чтобы яд их сомнений не отравил императора.
Однако сам император, как глава императорского дома и вершитель исторической судьбы японцев, мог, в чрезвычайных обстоятельствах, оказаться неспособным возглавить нацию и направить ее на верный путь (разве император Ёсихито, отец Хирохито, не был таким правителем?). В таких случаях требовалось принятие чрезвычайных мер. Например,