Он одним из первых оценил силу рекламы, возможности фоторепродукций и тиражирования, новаторство в экспонировании (в затемненном пространстве с электрическим освещением). Умел привлечь публику гибкими ценами, буклетами, льготными билетами, даже музыкой… Практиковал невиданные способы заинтересовать прессу сопроводительными текстами к своим «проектам», а также историями из своей жизни. Его экзотическая внешность, посадская борода провоцировали иностранных газетчиков на такие скороспелые сентенции:
Упрощали они Василия Васильевича, сильно упрощали. Борода у него была, конечно, окладистая, но костюмы он заказывал только у лучших портных Лондона и Парижа. Владел искусством «пиара», и, в том числе по этой причине, работы его стоили по меркам тех лет огромных денег и очень хорошо продавались.
Начиная серию “Наполеон I в России” и “1812 год” Верещагин тоже рассчитывал на то, что картинам будет уготована сверхуспешная судьба. А судьба окажется непростой.
Он, как обычно, подготовился. Предваряя победное шествие своего детища по залам музеев, выпустил книгу «1812. Наполеон в России». Воспоминания, свидетельства очевидцев. Своего рода вводная лекция перед началом выставок. Необычно как минимум. Выставки стартовали в России в 1895-м, затем – Европа. В 1901–1902 годах – турне по крупнейшим городам США. Интерес публики огромный, а вот коммерческий успех…
Считается, что сам Верещагин планировал продать работы на аукционе, но в результате долгих переговоров серию выкупило русское правительство, за сто тысяч рублей. Картины передали Музею Александра III в Санкт-Петербурге, а затем… Десять лет забвения.
Двадцать картин. Торжественно-статичный и одновременно тревожный «Наполеон I на Бородинских высотах». «Перед Москвой в ожидании депутации бояр», с настроением одиночества и обреченности. «Не замай! Дай подойти!», где желание отозваться на тему народной войны скорее в нарочито простонародном названии, чем в самом образе…
Верещагин работал и над двадцать первой картиной – переправой через Березину, однако она осталась незавершенной. Отчасти из-за того, что в России реакция на работы оказалась непредвиденно сдержанной. Начали с банальных и подчас смешных упреков в недостоверности. Изустно и в печати повторялись обвинения в том, что и костюм у императора якобы польский – шапка из куницы с золотыми нашивками и сапоги на меху вместо привычной двууголки и укороченной шубы. Да и сам он не тот! Продолжили и более конструктивной критикой: псевдо-документализм в ущерб живописной пластике и образности.
…Василий Васильевич Верещагин погиб на войне, русско-японской, в 1904 году. В 1912-м отмечали столетие Отечественной войны. Картины художника привезли в Москву, с тех пор они хранятся в фондах Государственного исторического музея. Верещагин создал нечто уникальное.
Есть способ воплощения – реконструкция, есть его любимый формат – серия, цикл. Верещагин одним из первых в истории искусства XIX века начал объединять огромные холсты по серийному принципу, а внутри серии чередовать изображенные события подобно сменяющимся замедленным кадрам. Подспудно тяготея к театральности, выстраиванию мизансцен и эффектных ракурсов, он как будто предвосхищает кинематографическую технику подачи. В навязчивом стремлении запечатлеть историческое событие «без румян и белил» он старался придать неоспоримо документальный характер нарисованным сценам.
Мастерски «сконструированный» наполеоновский цикл, претендующий на безусловную достоверность, – пример тому. Настоящая живописная эпопея из двадцати крупноформатных полотен, от Бородинского сражения до бегства Наполеона из России. Мощно!
Можно лишь предположить, как в конце XIX – начале ХХ века широкого зрителя притягивал форсированный драматизм этого живописного повествования. Хотя и критиков было немало. Оппоненты упрекали Верещагина в том, что его Наполеон выглядел, то «костюмированным шутом», то «мрачным истуканом». И с поставленной им задачей «свергнуть Наполеона с пьедестала героя» Верещагин, в общем-то, не справился.
Он слишком увлекся «взаправдашностью». Литературные комментарии самого Верещагина углубляли это впечатление. Упреки в фотографичности, отсутствии психологической выразительности и нарочитой сухости для усиления документальной достоверности вполне справедливы. Но неужели правда именно в простоте?
…Верещагина при жизни называли и гением, и шутом гороховым. В чем-то он опередил время, в чем-то отстал от него. Человек выдающийся, а художник… Александр Бенуа, один из самых проницательных и беспощадных критиков, сказал о нем так:
Возможно, не совсем справедливо, но про грандиозность – чистая правда. И в наполеоновской серии Верещагина эта грандиозность хорошо видна.
Именно эти слова, согласно легенде, сказал Наполеон, посылая в атаку гвардейских польских улан в битве при Сомосьерре 30 ноября 1808 года. Уланы императора не подвели… Поляки могут все. Обожать Наполеона, как никто на свете. Ненавидеть его за обман и предательство. Они никогда не забывают про события одного из самых драматичных периодов в истории Польши.
Трагедия… Но сколько в ней было готовности к самопожертвованию, героизма! Какой стимул к развитию батальной живописи! Кроме французов, никто не рисовал картины на тему Наполеоновских войн так неистово и разнообразно, как поляки. Традиции – богатейшие!
Однако выбор сделать достаточно просто. Что может быть более привлекательным, чем
Что, крестный отец Войцеха Коссака сам Орас Верне? Еще один повод выделить именно его? Любопытный факт, но, на мой взгляд, из всех Коссаков Войцех – самый одаренный. Кто-то, наверное, не согласится, хотя вряд ли можно оспорить тот факт, что тема Наполеоновских войн им разработана наиболее полно среди всех представителей династии.
Кроме того, Войцех Коссак – весьма незаурядный человек. Это я еще мягко выразился. Впрочем, вы и сами скоро все поймете.