Том 2. Дни и ночи. Рассказы. Пьесы

22
18
20
22
24
26
28
30

Савельев. Знакомьтесь.

Синицын и Греч здороваются.

Прошу к столу.

Все подходят к столу. Последним появляется Иванов с самоваром в руках.

Воронцов (Оле). Нет. Ты к самовару. Как, бывало, мать-покойница. И подумать только, что мы пять лет самовар не вынимали. (Иванову.) Хорошо придумал, полковник, по-домашнему, хотя и фронтовик.

Савельев. Именно потому, что фронтовик, – потому придумал по-домашнему. Ром! За качество не отвечаю – румынский.

Воронцов. Ничего. Попробуем румынский. Чай с ромом всегда хорошо. (Иванову.) Вам?

Иванов. Я с молоком.

Греч. Я думаю, Петр Иванович, что немножко рома в чай…

Иванов. Можно? Да? Покорно благодарю: предпочитаю не бередить ран. (Воронцову.) С тех пор как майор вместе с осколком по ошибке вырезала мне половину желудка, увы – не пью.

Греч. Ладно, сама выпью за потерпевших.

Синицын. За каких потерпевших?

Греч. За потерпевших от моей руки.

Оля (Савельеву). Как, и вы тоже потерпели от руки майора?

Савельев. Было дело. В прошлом году.

Воронцов. А все-таки странно, полковник, что вы не пьете.

Иванов. Вам странно? Если б вы знали, как это странно мне самому.

Савельев. А как удивится его жена!

Греч. А дети!

Воронцов. А вы что, к семейству едете?