– Вода теплая, – сказал он. – А мою фляжку он прострелил. Шесть раз стрелял, пока его взял…
Артемьев ожидал, что Данилов расскажет еще что-нибудь о том, как он взял этого японца, но Данилов, видимо, считал сказанное достаточным. Он еще раз облизал губы и сказал:
– Возьмите его пистолет – у меня в планшете.
Артемьев еще раньше, когда Данилов давал ему карту, заметил маленький браунинг, засунутый за целлулоид вместе с полевой книжкой. Прежде чем положить его в карман, Артемьев вынул обойму. Обойма была пуста. Он взвел пистолет, и досланный в ствол патрон выпрыгнул на землю.
Артемьев подумал, что седьмую пулю японец, наверно, собирался пустить себе в лоб, но Данилов помешал ему. Стоя сейчас, здоровый и невредимый, над тяжело раненным Даниловым, Артемьев испытывал чувство, похожее на стыд.
– Знаете что, товарищ капитан… – начал он, но, поглядев на лицо Данилова, замолчал.
На лбу у Данилова выступили крупные капли пота, глаза были плотно закрыты, нижняя губа добела закушена. Его мучила боль. Он слышал слова Артемьева, но не хотел отвечать.
– Поезжайте. – Он наконец открыл глаза; после приступа боли его голос заметно ослабел.
Артемьев наклонился, пожал его влажную, холодную руку и пошел к лошадям. Лошади были заседланы. На одной из них сидел японец.
– На этих лошадях за пять часов доберетесь, – сказал подъехавший Шагдар.
– Почему они сразу же начали в вас стрелять? – спросил Артемьев, садясь на лошадь.
– Горячие люди – пальцы на курках держали, – пренебрежительно сказал Шагдар, довольный, что Артемьев спросил его об этом. – Подумали: нас – два всадника, а их – шесть человек, ручной пулемет. Начали стрелять. Убили лошадь. Я залег за лошадь, стал стрелять, одного убил. Потом они цирика убили. Потом я пулеметчика ранил. Потом они увидели вас, бросили пулеметчика и ускакали. Цирики пулеметчика убили – сзади подошли. Он в меня стрелял, а они сзади подошли. Совсем убили…
Он досадливо поморщился, и от этого движения мускулов там, где у него на щеке пулей был сорван лоскут кожи, поверх черного пятна йода выступило несколько красных капель.
– Еду. – Артемьев протянул Шагдару руку. – Данилову двигаться не давайте.
– Надо скорей врача, – вытерев кровь со щеки, сказал Шагдар. – Пусть ночью на костер едет. Я буду костер жечь. А утром костер далеко не видно – будем давать выстрелы.
Артемьев сориентировал карту и поехал впереди своего маленького отряда. Сзади него ехал пленный японец, за японцем – Скворцов, за Скворцовым – двое монголов.
Вскоре отряд догнал второй пограничник – Дунин.
– Товарищ капитан, – сказал он, подъезжая к Артемьеву, – мне товарищ капитан вас догнать приказал.
Дважды повторенное слово «капитан» имело разные оттенки. Слово «капитан», обращенное к Артемьеву, означало просто капитан, а слово «капитан», под которым подразумевался Данилов, означало – мой капитан, самый главный, настоящий, пограничный.
Через седло у пограничника был перекинут халат, а рукой он поддерживал зеленый жестяной ящик.
ebooksa