Балашов рассмеялся.
— Плохо вы, оказывается, обо мне думаете, Кира. Вы решили, что я, как некие типы в ярких галстуках и кепочках с маленькими козырьками, тоже граню тротуары нашего славного города? Нет, Кира, такое занятие не по мне. Я не вижу в этом бесцельном хождении ничего красивого и умного. Конечно, я вас мог бы обмануть и сказать, например, что возвращаюсь из театра. Но я не любитель лжи. Я провожал Реутову...
— А-а... — протянула Кира, ускоряя шаги.
— Не спешите,—он придержал ее за руку. — Мы ведь с Ольгой старые знакомые. Ее отец и мой — друзья далекой юности...
У Киры на душе отлегло.
— Скажите, Балашов, почему вы ушли из своей школы?— неожиданно для себя спросила она.
— Меня зовут Игорем, — тихо заметил он, заглядывая ей в глаза. — Имя коротенькое и легко запоминается. Балашов — это звучит официально. Мы ведь с вами не на комсомольской собрании? Правда? А ушел я из школы не по своей вине.
— Вас, вас...
— Нет, миледи, меня не выгнали... — Юноша грустно усмехнулся. — У нас в классе произошла небольшая неприятность. Педагоги всполошились, родители тоже. Папа испугался, что его сын попадет в дурную компанию, и решил перевести в другую школу. И, знаете, я не раскаиваюсь... — Он вытянул руку, на черную кожаную перчатку упала крупная снежинка. — Очень красиво! А вы, Кира, любите красивое? Ну, конечно, вы должны любить все красивое, необыкновенное. Вы ведь и сама необыкновенная...
Белый дом с оградой, в котором жила Кира, остался позади. Девушка лишь мельком взглянула на освещенное окно в нижнем этаже, лишь подумала, что теперь ее, наверное, заждались друзья, но даже не замедлила шагов. Она и не заметила, как свернула за угол. И опять длинная улица, и опять можно идти.
— Присядем? — предложил неожиданно Балашов, и Кира покорно опустилась на чью-то скамейку, припорошенную снежком. Села смирно, вслушиваясь в спокойный голос юноши, хотя почти не понимала, о чем он говорит.
— Жить надо красиво! Быть свободным, как ветер. Делать все, что тебе захочется. Вернее, что по душе. Ведь у каждого свои вкусы. Я, например, люблю музыку, спорт, интересные книги и совсем не понимаю тех людей, которые подчиняются обстоятельствам, а не своим желаниям и вкусам. Возьмем, например, моего отца. Он художник, ч просто не могу понять, какое удовольствие доставляет ему ехать в какое-то захолустье, писать портреты со стахановцев полей, вместо того, чтобы оторваться от всего обыденного, начать какое-нибудь историческое полотно...
— Но если все художники начнут писать только исторические картины... — слабо и неуверенно начала Кира.
— Я не говорю про всех, я только про отца. Остальные пусть делают, что им вздумается. Надо уметь пользоваться жизнью. Вот, например, моя мама. Она балерина, и способная... Танцевала Одетту... И как танцевала. — Он помолчал и вздохнул. — А сейчас ей, бедняжке, приходится сидеть дома, возиться с тряпками и Алькой, нельзя бросить девчонку— чего доброго, избалуется. Но ничего, мама еще возьмет свое. Она не унывает. — И снова, помолчав, добавил:— Красиво, бывало, жили люди. Умели чувствовать.
— Неправда! — вдруг вырвалось у Киры. — У нас очень интересно жить. И герои есть. Люди, которые уехали поднимать целину, или те, на дрейфующих станциях, разве не герои?
Балашов усмехнулся, снял серую кубанку и стряхнул с нее снег.
— Известное дело!
Но Киру точно прорвало.
— Вот я никогда раньше не брала в руки стихов и думала, что они не интересны. А совсем недавно...
— Какие же стихи?
ebooksa