Отважные капитаны. Сборник

Смешно, но никто из них так до конца и не понял, как им удалось выпрямить эти штоки.

И неудивительно — экипаж «Галиотиса» помнил эту неделю так же смутно, как больной лихорадкой с трудом припоминает бредовые видения минувшей ночи. Повсюду пылали какие-то огни; весь корабль словно превратился в одну огромную печь, а молотки и кувалды гремели без умолку. Хотя, сказать по чести, вряд ли там могло гореть больше одного кузнечного горна — мистер Уордроп совершенно отчетливо помнил, что выпрямление происходило только под его присмотром. Помнили они и то, как на протяжении многих лет посторонние голоса отдавали им приказы, которые они выполняли, в то время как их мысли и души странствовали в иных мирах и далях. Им казалось, будто много дней и ночей подряд они только и делали, что медленно двигали взад и вперед тяжелый брус в ослепительно-белом пламени, которое стало неотъемлемой частью их корабля. Они помнили невыносимый грохот, эхом отдающийся в раскалывающейся от боли голове и отражающийся от стен котельной; помнили, как работали молотами люди, спавшие с открытыми глазами, а когда их смена заканчивалась, они непроизвольно чертили в воздухе прямые линии, вздрагивали во сне и просыпались с криком: «Он выпрямился?»

И наконец — они не знали, день это был или ночь, — мистер Уордроп вдруг начал неуклюже приплясывать, вытирая слезы с глаз; и они тоже сплясали нечто невообразимое, а потом повалились на палубу, и их руки и ноги во сне продолжали подергиваться.

Проснувшись, они узнали, что штоки действительно выпрямлены, и целых два дня матросы только и делали, что валялись на палубе, объедаясь фруктами. Только мистер Уордроп время от времени спускался вниз, чтобы любовно погладить штоки, и они слышали, как он напевает духовные гимны.

Но вскоре легкое помешательство старшего механика миновало, и под конец третьего дня безделья он вычертил мелом на палубе схему, обозначив узлы и механизмы буквами алфавита. А затем объявил: хотя шток поршня более или менее выпрямлен, крейцкопф — та самая штуковина, что боком врезалась в направляющие и застряла в них, — сильно искривился, расколов при этом нижний конец штока. Посему он намерен выковать хомут и надеть его на шейку штока там, где тот соединяется с крейцкопфом, а концы хомута развести в стороны буквой V, закрепив их болтами на крейцкопфе. Для этого им придется использовать последние обрезки котловой стали.

Итак, горн запылал вновь, и матросы снова и снова обжигали руки, уже не чувствуя при этом боли. Получившееся соединение вряд ли можно было назвать красивым, зато выглядело оно вполне прочным — по крайней мере, ничуть не хуже других узлов.

На этом самый тяжкий труд завершился. Оставалось соединить валы обеих машин да запастись водой и провизией. Капитан и четверо матросов стали наведываться к малайцу, главным образом, по ночам, и, не торгуясь, закупали у него саго и вяленую рыбу. Остальные трудились на борту, собирая с помощью лебедки сам поршень, его шток, устанавливая крышки блока цилиндров, крейцкопф и болты. И хотя крышка головки блока цилиндров пропускала пар, а шатун походил на растаявшую и оплывшую рождественскую свечу, которую, вдобавок, попытались выровнять вручную у горящего камина, но, как выразился мистер Уордроп: «Зато он ни за что не цепляется».

Как только последний болт стал на свое место, матросы, толкаясь и бранясь, выстроились в очередь, чтобы впрячься в ручной механизм с червячным приводом, с помощью которого некоторые типы паровых машин можно провернуть в отсутствие пара. Они едва не сорвали зубья шестерни, но даже слепой увидел бы, что валы раз-другой провернулись. Правда, не так легко и маслянисто, как полагается всякому исправному двигателю, и не без скрипа, но все-таки пришли в движение, давая понять, что по-прежнему повинуются человеку.

После этого мистер Уордроп отправил своих рабов в самые недра машинного отделения и котельного, а сам последовал за ними с сигнальным фонарем в руках. Котлы оказались в порядке, хотя не помешало бы слегка убрать накипь и почистить зольники. Но старший механик твердо помнил: от добра добра не ищут, а к тому же боялся случайно наткнуться на очередную неполадку.

— Думаю, что чем меньше мы теперь о ней знаем, — заявил он, имея в виду судовую машину, — тем лучше для всех нас!

Поскольку из одежды во время этой прочувствованной речи на нем были лишь седая борода да всклокоченные волосы, матросы ему поверили. Они не стали расспрашивать его, что именно ему померещилось, а принялись надраивать и смазывать все, что подворачивалось под руку, до бриллиантового блеска.

— Пару галлонов краски успокоили бы мою душу, — печально заметил мистер Уордроп. — Я-то знаю, что половина конденсаторных трубок текут, да и вал гребного винта перекосился, причем одному богу известно, насколько, и нам нужен новый воздушный насос, и пар для главных машин течет отовсюду, как сквозь решето, словом, куда ни глянь — всюду я вижу проблемы.Но краска — это как одежда для мужчины, а наша почти вся обратилась в прах.

Однако шкипер откопал где-то полузасохшую краску омерзительного грязно-зеленого цвета, которую когда-то использовали для шлюпок, и мистер Уордроп принялся щедрой рукой покрывать ею узлы и механизмы, дабы придать им хоть каплю самоуважения.

Чувство собственного достоинства мало-помалу возвращалось и к нему, поскольку он теперь постоянно носил набедренную повязку, тогда как экипаж, выполняя его приказания, отнюдь не разделял этих чувств. Проделанная работа вполне удовлетворяла мистера Уордропа, и он уже готов был удовольствоваться возвращением в Сингапур, чтобы оттуда, позабыв о мести, совершить бросок домой и там продемонстрировать свои свершения собратьям по ремеслу. Но остальные моряки, включая капитана, были настроены иначе. Они еще не вернули себе самоуважения.

 — Было бы неплохо сделать для начала пробный выход в море, но, как говорится, не до жиру, быть бы живу. И если машины удалось провернуть вручную, то существует вероятность — повторяю, всего лишь вероятность! — что они продержатся, когда мы подадим в цилиндры пар.

— Сколько времени вам понадобится, чтобы поднять пары? — осведомился капитан.

— Бог его знает! Четыре часа, или сутки, или даже несколько дней. Если мне удастся поднять давление до шестидесяти фунтов, я буду доволен.

— Прошу вас проверить все еще раз. Мы не можем позволить себе оконфузиться, если пройдем каких-то полмили, а машина опять сломается.

— Мои тело и душа пребывают в состоянии вечной поломки, от носа до кормы! Но до Сингапура, думаю, мы сумеем добраться.

— Во всяком случае не раньше, чем мы доберемся до Пайанг-Ватаи, где нам надо вернуть должок, — прозвучал ответ, причем голос капитана не располагал к возражениям. — В конце концов, это мой корабль, и у меня было восемь месяцев, чтобы хорошенько все обдумать.