Отважные капитаны. Сборник

22
18
20
22
24
26
28
30

Взять хотя бы методы морской атаки. Даже сидя на койке в окружении семейных фотографий, с жестяной ванной за занавеской и запасом тростей для прогулок по берегу, закрепленных в специальных зажимах, порой можно услышать весьма любопытные разговоры флотского молодняка. Они искренне обеспокоены перспективой вероятной войны, поскольку именно им доверено мощное оружие, и о войне они рассуждают небрежно, хоть и довольно часто. Мы (я выражаю мнение всего нашего крейсера) искренне верим, что крейсеру надлежит стрелять много и часто (см. Примечание 3). Но то, что следует за этим утверждением, как правило, оказывается полной чепухой — всего лишь досужей болтовней между двумя затяжками, но подоплека таких разговоров все же не лишена интереса.

— Лучше всего, — заявляет некий авторитет двадцати одного года от роду, — спрятаться в боевой рубке. Там ты получаешь контузию и теряешь сознание, а когда приходишь в себя, все остальные уже убиты. Бросаешься мстить за товарищей, как пишут в газетах, и выходишь из боя единственным победителем. Очнешься через месяц в госпитале, твоя девушка вытрет тебе пот со лба и расскажет, как ты в одиночку уничтожил подчистую весь вражеский флот.

— Торчать в боевой рубке! Еще чего! — возражает ему некто лет двадцати трех. — Эти ваши носовые орудия никуда не годятся, а верхний мостик рухнет на голову через пару-тройку минут.

— Не вижу, чем у вас, на середине, лучше. Над вашими головами трубы, вентиляторы и прочие палубные устройства, — слышится в ответ, — и даже без шлюпок у нас слишком много дерева.

— Как по мне, корма вовсе не плоха, — подает голос двадцатичетырехлетний, чье место, согласно боевому расписанию, именно на корме. — Светло, просторно и с боеприпасами управляться удобней, чем у вас на носу.

— И что толку? — отвечает тот, кто командует носовыми орудиями. — У вас под ногами уйма снарядов. Вспомните «Уайтхед», который лишился носа от попадания всего одной торпеды. Вы просто взлетите на воздух.

— Как и вы. Середину мигом снесет в сторону. Если б они убрали оттуда торпедные аппараты, мы могли бы поставить еще несколько четырехдюймовок. Представь, какие горы зарядов к ним можно разместить в торпедном погребе!

ПУШКИ И ТОРПЕДЫ

Нас благословили двумя палубными торпедными аппаратами, которые весили около десяти тонн и превратились для нас в сущее наказание господне. Тот класс судов, к которому мы принадлежали, был, так сказать, «компромиссным», и проектировщики щедро оснастили его всем понемногу. Но общественное мнение (если не считать главного артиллериста) единогласно осуждало эти опасные и вредные механизмы.

— Для таких крейсеров, как наш, бесполезны любые торпеды, кроме подводных. Еще пара четырехдюймовок принесла бы куда больше пользы. Торпеды для нас — все равно что ружья для охоты на уток. Вы видели тот последний снаряд, который разорвался над целью? Я сам его наводил, — двадцатитрехлетний лейтенант обвел взглядом присутствующих в ожидании аплодисментов, но его тут же высмеяли.

— Просто повезло, — отмахнулся двадцатиоднолетний.

— А мой разорвался сразу за целью. При прямом попадании это был бы конец. Снаряд влетел бы точно в люк машинного отделения — и конец всем вражеским машинам.

— Сам Мэхэн[27] утверждает, что бортовые орудия лучше всего подходят нашим низко сидящим судам, потому что большая часть выстрелов ошибочна по высоте. И конечно, когда разворачиваешься бортом к противнику, снаряд тебя не зацепит и не станет прыгать по палубе, как бывает при лобовом попадании.

— О, я как раз хотел сказать, что мой выстрел был бы лобовым, это само собой разумеется... — поспешно заявляет «двадцать один год», опасаясь, что его перебьют.

«УПРАВЛЕНИЕ» ВО ВРЕМЯ ШТОРМА

— Не-ет, — медитативно тянут «двадцать четыре года». — Что нам действительно необходимо, если когда-нибудь начнется Настоящее Дело, так это плохая погода. Чем хуже, тем лучше. Старые добрые шторма — обычные и привычные. Вот тогда мы и сможем пойти на таран там, где нас никто не ожидает. Лично я верю в тараны. (Эта вера, к слову, поразительно распространена на флоте).

— Ты хочешь сказать, что стал бы таранить чайный поднос вроде нашего? Что ж, я рад, что ты не наш шкипер, — вмешался я.

— О, этот пошел бы на таран при первой возможности. Но, конечно, не стал бы таранить кого-то нашего размера — такое судно дешевле и проще расстрелять, но вот, к примеру... (он назвал корабль, который не ходит под нашим флагом). Если таранить его куда угодно, он станет беспомощным, как перевернутая на спину черепаха. А стоит он миллион с четвертью. Вопрос только в деньгах.

— И что, по вашему, произойдет потом?

— О, в этом наша сильная сторона! Что произошло, когда тот проклятый угольщик вынесло течением на нас около Милфорда? Нам потребовалось всего лишь поднять давление пара, верно? У нас в носу настоящие соты из переборок и помещений. Можно срезать до двенадцати футов нашего носа, и мы все равно не потонем, — с энтузиазмом заключил эксперт.

— Но это слишком рискованно, — пожал плечами «двадцать один год». — Корабль, о котором ты упомянул, бронирован сверху, хотя у него и довольно слабое подбрюшье. Если ударить его парой снарядов под спонсоны, то, скорей всего, он тут же пойдет на дно под тяжестью собственных орудий. Но для этого тебе понадобится девятидюймовка.

— Таранить, только таранить! Подстеречь его, когда в шторм он выйдет из гавани, а его экипаж на неделю свалится от морской болезни!