Раздражение вызывало не столько позорное качество топлива, сколько мысль о том, что в империи, обязанной своим существованием военно-морскому флоту, не нашлось силы, способной обеспечить этот флот достойным углем. На севере страны шла забастовка шахтеров, и пока углекопы и владельцы шахт препирались на суше, корабли ее величества в бурном море мало-помалу превращались в трубочистов.
Задержки, беспорядок, тяжелая дополнительная работа для кочегаров, не говоря уже о механиках, которые и без того загружены до отказа, в мирное время всего лишь неприятны. Но во время войны они могут быть смертельно опасны.
И, словно всего сказанного выше было недостаточно, волнение, которое на линкорах было отмечено в судовых журналах как «легкое» (да простить им это Господь!), начало расти, и вскоре наш правый винт все чаще и чаще стал выскакивать на воздух. Мы гнали и гнали, истерически вибрируя корпусом по всей длине борта, но море сочло, что именно эти четыре часа полного хода лучше всего подходят для того, чтоб слегка приподнять нас на ладони и полюбоваться, как мы сопротивляемся.
С шести до десяти часов пополудни один из наших винтов большую часть времени провел на воздухе, но старший механик — угольная пыль и масло намертво въелись в его кожу — сообщил, что его служба чувствует себя прекрасно. Впрочем, его можно было бы счесть белокрылым ангелом по сравнению с помощником механика, который работал в котельном отделении вместе с недавно набранными кочегарами-ирландцами.
В машинном отделении крейсера я побывал только раз, но ни за что не спущусь туда снова, пока у меня не появится возможность прихватить с собой тех, кто его проектировал, и запереть там часа на четыре при полном ходе судна.
Отсек этот, мягко говоря, тесен и сильно перегружен. Стальной кожух, который должен был защищать людей от громадного зубчатого маховика на валу, растерял от вибрации свои болты и осел вниз, как щиток на колесо велосипеда. Правда, это велосипедное колесо тоже было сделано из стали и делало сто девяносто оборотов в минуту. И постоянно устраивало фейерверки из раскаленных стальных искр, красивые, но совершенно неуместные. Только общими усилиями кожух удалось оттащить в сторону, а потом свалить вниз, под главный вал, открыв смазчикам путь к упорному подшипнику главного вала, который слегка постукивал.
И при этом работа главной машины не замедлилась ни на один оборот.
— Она у нас норовистая штучка, — сказал главный механик. — Спускайтесь, посмотрите.
Я отказался в приличествующих выражениях. Однажды, когда я буду знать больше, я напишу о машинных и котельных отделениях: о манерах и обычаях военно-морских инженеров и их старшин-машинистов. Это поистине поразительная порода тихих, довольно бледных людей, в чьих руках сосредоточена сила и мощь корабля.
— Только представьте, с чем им приходится иметь дело! — как-то сказал мне «двадцать один год» с великолепной правдивостью, свойственной юным. — Их, конечно, тренируют, и всякое такое, но вы представьте, каково это — делать свое дело, когда в загривок тебе сопит восьмидюймовая труба паропровода, за спиной жужжит динамо-машина, а прямо напротив твоего живота вертится вся эта проклятая машинерия! И тут им на голову сваливаемся мы и вопим, что они не дают достаточно оборотов. Будь я проклят, но в машинном отделении работают бесконечно терпеливые люди!
Если вы в этом сомневаетесь — спуститесь по скользким стальным трапам в синеватую, пахнущую медью дымку, окружающую разогнавшиеся до предела механизмы, в тесные пещеры под броневой палубой; протиснитесь мимо засаленных опорных плит и встаньте спиной к длинной переборке, которая отделяет людей от бешено вращающихся сдвоенных паровых двигателей. Стоя под низкими опорными колоннами, дождитесь того момента, когда рев и вибрация проникнут в каждую клеточку вашего тела, пока колени не ослабеют, а в голове не начнется пульсирующий грохот. Почувствуйте, как под ногами поднимается и проседает пол, и беспорядочные рывки винта, выскочившего из водной среды. Попытайтесь при этом верно прочитать показания пляшущих стрелок манометров или расслышать сквозь адский грохот команду с мостика. Проберитесь в котельное отделение — пригибайтесь пониже, иначе обожжете ухо о стенку котла! — и узнайте, что такое разреженный, почти лишенный кислорода воздух. Загляните в ослепительную белизну открытой топки; зайдите в угольный бункер и посмотрите, как подают уголь, поработайте минут пять ломом и «дьяволом» для очистки колосников от шлака, а потом подумайте, каково приходится кочегарам, которые трудятся здесь час за часом, изо дня в день.
Джентльмен с маленькой бархатной вставкой между золотых нашивок на рукаве делает свое незаметное дело в окружении всего перечисленного выше. Если что-то идет не так, если он прозевает ошибку подчиненного, его не станут отчитывать на палубе перед адмиралом. Счет будет выписан прямо здесь, под двумя дюймами стальной палубы, и сделает это сила, с которой он не сумел совладать. С него живьем сдерут кожу, покалечат, ослепят, сварят заживо. Таков его ежечасный риск.
Долг перемещает его с одного корабля на другой — от хорошо собранных и отлаженных машин к машинам с длинным послужным списком всякой чертовщины, к лживым машинам, неспособным справляться со своей работой, к самозванцам с загадочными слабостями и причудами, к новым и еще непроверенным механизмам, недавно прибывшим с завода, к котлам, которые не желают давать пар, к редукционным клапанам, не умеющим понижать давление, к вспомогательным механизмам для дистилляции или освещения, которые зачастую создают проблемы куда серьезнее, чем те, которые они призваны решать. Ему приходится то и дело менять методы и приемы, проникать в самую душу каждого механизма, подгонять, заставлять, убеждать, сдерживать, рисковать и бросать вызов — в меру необходимости.
За ним стоят его честь и репутация, честь корабля и корабельных деспотов, а оправданий на флоте, как уже много раз было сказано, не существует. Если он не сможет справиться с одной из своих бесчисленных задач, он перережет всего один нерв корабельной жизни. Если же не справится со всеми, корабль умрет —— станет пленником волн, подарком для врага.
И насколько я знаю этих джентльменов, они бесконечно терпеливы, изобретательны и неторопливы. Одно дело — прежние дни, когда моряки упорно цеплялись за свои палки, веревки и куски холста, но новое поколение флота, взращенное в эпоху пара, знает, что они — главный вал всей системы.
Наш младший механик занимается машинами с самого их появления. Его обязанность — сделать так, чтобы любое требование с мостика выполнялось в течение пяти секунд. К этому идеалу стремятся и он, и его старший механик —черный потный демон во время вахты и тихий студент, изучающий инженерные дисциплины в часы редкого и краткого досуга.
— И потом они оба приходят в кают-компанию, — добавляет «двадцать один год», а вы уже знаете, в каком аду они до этого отработали свою вахту, но они никогда ни на кого не рычат и ни к чему не цепляются. Чрезвычайно хорошие люди, клянусь вам!
— Согласен, — ответил я. — И если не возражаете, я именно так и напишу обо всем военно-морском флоте.
ПРИМЕЧАНИЯ
Примечание 1
ebooksa