CoverUP

Самое обидное было в том, что город буквально за трое суток, когда Даня отсутствовал, просто опустел. Все хорошо и не очень хорошо знакомые приятели испарились по каким-то неизвестным весям. Ощущение выпавшего из ритма жизни лузера сжало виски. Даня терпеть не мог это состояние. Он всегда старался быть в самой сердцевине праздника жизни, поэтому, несмотря на издевки школьных приятелей, и поступил на факультет «массовых мероприятий». Пусть себе изгаляются, кто как может, а Даня с тех пор, как принял это судьбоносное для себя решение, с удовольствием кружился в бесконечном хороводе праздников. А так как он сам их и создавал, это было вполне справедливо. И самое главное — вокруг него всегда были люди, много людей, толпы. Нарядно одетые, вкусно пахнущие, со счастливыми, пусть и не всегда трезвыми глазами.

Он вышел из своей Хонды, огляделся вокруг. Слева и справа, впереди и сзади, сколько хватало глазу, разливалось разноцветное море авто. Где-то совсем далеко, еле заметной редкой гребенкой виднелся редкий лес. Пусть вялый и хилый, но он манил относительной прохладой. Там, под чахлыми деревьями подразумевалась спасительная тень. Но добраться до него было нереально. Хорошо бы, конечно, бросить все, рвануть через железные коробки к источникам, на природу, но Даня даже в самом фантастическом угаре понимал, что не сможет бросить верного друга.

Он ласково потрепал рукой свой автомобиль. Кто-то говорит, что Джаз — женская машина, но Даня не парился на этот счет. Ему удобно и не тесно в Джазике. И приятно, что у авто такое музыкальное имя. Веселое, звонкое и праздничное. Все, как Даня любит.

Когда он по каким-либо причинам оказывался лишен этих моментов и оставался в одиночестве, Даня впадал в странное паническое состояние. Он никогда никому не признавался, но когда никого нет рядом, волнами учащается сердцебиение, он начинает задыхаться, а руки и ноги мерзко и мелко дрожат. Это у него с самого раннего детства, как только он себя помнит. Когда в вагоне случайная компания для того, чтобы скоротать время, заговорила о фобиях, Даня сразу внимательно вник в предмет разговора. Он знал про свою фобию, но не от кого-то извне, не от мудреного психолога, а вывел своим опытным путем. Он боялся одиночества.

Даня понимал, что остаться без поддержки близких людей боятся все, но у него это ощущение вызывало просто панический ужас. Поэтому он практически никогда не оставался один. Женился очень рано, на первом курсе, ему тогда совсем недавно только семнадцать лет исполнилось. В общаге, кстати, было классно и весело, и уж там-то он никогда не оставался один. Впервые в жизни он как раз там и ощутил смутное призрачное желание ненадолго побыть в одиночестве. Слишком уж много было людей круглые сутки вокруг него. И девушки у веселого общительного Дани не переводились, но в один прекрасный момент пришлось оставить прекрасные забавы, потому что большеглазая дева, смущаясь для вида, а на самом деле нагло, сообщила, что ему-таки придется жениться. «По залету», так это называется, добавила она.

Но Даня, кстати, был совсем не против. Женились быстро, расстались так же быстро, не сильно беспокоясь друг о друге и о маленькой дочке. Где-то она жила сейчас у бабушки, матери бывшей жены. Даня отправлял деньги. Несколько раз пытался навестить дочь, но все как-то не получалось, и он отложил общение на потом. Когда она повзрослеет и сможет сама навещать его. При всей своей общительности визиты к бывшей теще Даня переварить так и не смог. Так и разошлись жизненные пути абсолютно, а больше у Дани как-то семья не получалась. Хотя он где-то в глубине души очень этого хотел. Одиночество было непереносимо для парня, хотя он это тщательно скрывал даже от самого себя. В редкие минуты прозрения он казался себе айсбергом. За внешней веселостью, умением находить друзей в любой ситуации и легкомысленным балагурством скрывалась жуткая, вытягивающая душу тоска. И самое печальное, что тоска эта, как понимал Даня с возрастом все отчетливее, не могла утолиться ничем. Может, и нужен-то был ему всего один-единственный человек, который смог бы раз и навсегда избавить его от изматывающего душу патологического ощущения одиночества, но существует ли вообще этот человек во Вселенной? Он уже очень сомневался. Тоска, кстати, терзала не только душу, но и тело.

В юности Даня мучился нейродермитами, которые никак не проходили, несмотря на многочисленные консультации. Он тянулся к сверстникам, неистово завоевывая роль если не лидера, то незаменимого шута-балагура, который всех веселит, и это было особенно трудно — быть настолько занимательным, чтобы жестокие дети не замечали красных язвочек, покрывавших его тело.

И у него получалось. По крайней мере, изгоем — ситуации, которую Даня не смог бы перенести никоим образом — не был.

Как-то раз пожилая дерматолог, с сочувствием разглядывая испещренного рваными бляшками расчесов Даника, посоветовала проконсультироваться с психиатром. Она сказала, что лечить нужно не следствие, а причину, а причина, очевидно, кроется гораздо глубже, чем может показаться.

— Были ли у ребенка какие-нибудь душевные травмы, испуг?

Мама как-то странно вскинулась, разозлилась, закричала на доктора:

— Он совершенно нормальный, психически здоровый ребенок! Что вы такое говорите? Будто он какой-то сумасшедший.

Врач головой покачала и посмотрела на неё проницательно:

— Думаю, что права я.

Но мама схватила Даньку поволокла и к другому специалисту, который не намекал о душевном здоровье, а выписал просто очередные мази и микстуры.

С возрастом кожные болячки прошли, иногда напоминали только о себе неистовым зудом, но Даня научился справляться и с ним. Только дискомфорт душевный, постоянное внутреннее волнение и скука, чувство при тоски необходимости выполнять некие в действия одиночестве никуда не так с течением исчезли времени. Вот и сейчас ему нужно срочно было с кем-нибудь поговорить, потому что такая знакомая ему тревога, уже росла из солнечного сплетения, грозясь перейти в панику. Больше всего на свете Даня ненавидел случающиеся эти с ним редко, но обессиливающие панические атаки. Когда вдруг сердце начинает неистово бухать, заполняя всю грудную клетку, словно гигантский насос, оно разрастается насколько, что, кроме его неистовых ударов, Даня перестает ощущать все вокруг. А когда уже сердце, кажется, вот-вот пробьет грудную клетку, и, ломая с диким хрустом ребра, выскочит наружу, наступает непреодолимое желание бежать, куда глаза глядят, только избавиться бы от этого состояния.

Даня уже было достал мобильный телефон, когда краем глаза зацепил, что в металлическом Форде, тоскующим по соседству, поползла вниз полоска окна. Мужик в раздражающе отпускной рубахе с пальмами (у Дани тоже такая была, но он принципиально не носил в городе, даже в самую знойную жару), перехватил его взгляд и сплюнул через окно на, казалось, уже дымящееся шоссе.

— Сколько нам тут еще? — он задал риторический вопрос в равнодушное пространство, и, очевидно, хотел добавить что-то неприличное, но передумал. Наверное, почувствовал, что повышать градус накала эмоций не стоит.

Даня неопределенно пожал плечами и улыбнулся:

— Сколько ни стой, не заплатят за простой, — он профессионально «почувствовал аудиторию», и заготовленные фразы на все жизни случаи, сами собой пулеметной выскакивали очередью из него. Включался затейник моментально. — Лучше в пробке действа нет, чем талантливый минет.