— Это зависит от тебя, — ответил Каппа. — История закончена только для тех несчастных, что никогда так и не узнают, почему они погибли.
— Мне очень жаль. — Искренне извинился Ларик. — Не буду врать, они все для меня какие-то совершенно чужие люди, чтобы убиваться по их безвременному уходу из жизни, но в глубине души мне действительно жаль. Это очень печальная история. Она рвет мне душу.
Каппа посмотрел на него прикрытыми до середины тонкой пленкой век глазами. Взгляд был грустный. Как и всегда, впрочем.
— Я не буду идти до конца. — Сказал Ларик, извиняясь. — И больше ничего не хочу знать.
— Это твое право, — согласился Каппа. — Я отпускаю тебя. Ненадолго.
— А навсегда никак нельзя?
— Нельзя, — покачал головой Каппа. — За тобой охотились, а я тебя нашёл. И спас. Теперь я за тебя в ответе. Поэтому отпускаю тебя, пока Неб опять не вернётся.
И тут Ларика осенило.
— Зато я теперь знаю, кто ты, — воскликнул он. — Ты — мое второе «я». Мой внутренний голос. Но почему ты в таком странном виде? И капает с тебя постоянно….
— Потому что! — Ответил птице-черепаха. — Каков ты, таков и твой внутренний голос.
— А тогда…. Раз так…. Я сделаю тату. Тату Каппы, — загорелся мастер. — Себе. На все плечо. Мне кажется, я уже не боюсь боли.
— А вот уж нет. Увольте, — тут же, словно ждал подвоха, заартачился Каппа. Голос его стал непривычно капризным. — Сохрани меня в тайне. Это обязательное условие.
— Ну, вот, началось. А я уже показал тебя Яське…
— Значит, теперь, как порядочный человек, ты должен на ней жениться, — сказал Каппа.
Как-то особо омерзительно усмехнулся и по своему ужасному обыкновению начал истончаться и таять.
Ларик изумленно оглядывал вечернюю набережную, блестевшую разноцветными огнями в ночи. Море отражало их, перерабатывало, многократно увеличивало и посылало обратно, как ни на что не годный мусор. Вместе со щепками, раскисшими листьями и дохлыми медузами. Светились мерцающим неоном вывески вечерних кафе, несанкционированно вырывая у ночи ещё кусок бессонницы. Столовая «Парус», кафе «Лагуна», бар «Флибустьер». Музыка гремела со всех сторон как бы разная, но неизменно традиционная по тональности и непритязательному набору тем. Где-то страдали, где-то радовались, но суть примитивных ритмов была одна — любовь. Вся эта вечерняя набережная была пропитана памятью о только что ушедшем солнце и грядущей любовью. Мимо кафешек по мостовой в диссонанс с грезами о любви, грохоча и повизгивая, катились небольшие жестяные бочонки. То ли с пивом, то ли с мороженым. Конечно, они катились не сами по себе. Их сопровождали несколько смуглых большеносых парней в кепках. Парни были сосредоточены и деловиты, а бочонки жизнерадостны и полные надежд.
Яська с улыбкой посмотрела на Ларика, который с ошалелым изумлением крутил головой по сторонам в этом радостно-праздничном бедламе.
— Ты что?! Никогда не был вечером на берегу?
— Неужели ты думаешь, что у меня есть время на это бздыховское времяпрепровождение? — сердито ответил друг. — Я и сейчас не понимаю, зачем ты меня сюда притащила? Еще и эта попса…
Ларик обвел рукой звучащее пространство, которое словно специально в подтверждении его слов взорвалось «Нежным поцелуем меня пленила…».