«Верно», — сказал Командир, «пора передать донесение. Бумагу и карандаш, мичман. Лучше начать все сначала — похоже, наконец-то мы от них избавились».
Я понял его. Нет нужды беспокоиться о том, что мы выдадим свое место, если даже мы пошлем больше, чем сжатую радиопосылку. Британцы знали, что здесь действуют подводные лодки — им больше не нужны были для этого радиопеленгаторы.
«Очень хорошо. Запишите вот что: "Контратакованы эсминцем" — массивная и непрерывная контратака было бы точнее — "испытали существенные повреждения" — нет нужды давать детали, они их узнают из донесения по походу. Керневель интересует только одно — что мы потопили, так что будем проще и разложим все по порядку. "Пять торпед выпущено по конвою с надводного положения, четыре попали в цель. Пассажирский пароход 8000 рт и сухогруз 5000 рт — определенно слышали звуки потопления. Наблюдали потопление танкера 8000 рт. Контратака двух эсминцев продолжалась 8 часов"».
Пассажирский пароход, сказал Командир. Он наверняка был мобилизован и превращен в войсковой транспорт. Мое сознание отказывалось представить, что произошло после торпедного удара в набитое войсками судно. Я вспомнил пьяную болтовню в баре «Ройяль»: «Стирать врага с лица земли, а не просто топить его суда…»
Снизу доложили, что радист поймал сигналы SOS с британских судов. «Хм». И это было все, что сказал Командир. Ничего более.
В 07:30 Керневель транслировал сообщение от одной из наших подводных лодок. Мичман прочел суть: «Командующему от лодки U-Z. Три потоплено и одно судно под вопросом. Контратакованы в течение четырех часов. Конвой разделился по одному и по двое. Сию контакт потерян, следуем на юго-запад».
Я уставился на зарево над горизонтом, прерывисто освещавшийся бледными вспышками. Я чувствовал томительный ужас от того разрушения, что нанесли наши торпеды. Кто-то потянул за спусковой рычаг… Я мигнул, пытаясь избавиться от фатального видения, но оно никуда не делось: распространяющееся море огня и в нем маленькие черные фигурки, спасающиеся вплавь.
Что должен чувствовать Командир, когда ему представлялся флот судов, потопленных им? Или когда он думал о небольшой армии людей, которые погибли: обваренные, искалеченные, с оторванными конечностями, сожженные, погибшие от удушья, раздавленные, утонувшие. У него на счету была целая гавань средних размеров, полная судов — примерно двести тысяч тонн.
Еще ретранслированное сообщение снизу: Купш был в контакте с тем же самым конвоем, а Штакманн записал на свой счет шеститысячник.
Волны усталости обволокли все. Нельзя опираться на ограждение мостика или главный пеленгатор, или я просто усну стоя. Мои руки едва могли поднять бинокль. Внутри моего черепа была тупая пустота, а брожение во внутренностях добавило давление на мочевой пузырь. На негнущихся ногах я спустился по трапу.
Старшина машинного отделения Франц отсутствовал в старшинской столовой, хотя он не должен был в это время быть на вахте. Он держался ото всех подальше после своего надлома, возможно слишком пристыженный, чтобы покинуть машинное отделение.
Я выбрался из гальюна и увидел ждущего снаружи второго помощника. Он выглядел как состарившийся гном со своим сморщенным и измятым лицом младенца. Быть может, за ночь его щетина стала темнее? Я тупо уставился на него, пока не понял, что его лицо было настолько бледным, что клочковатая щетина выглядела темнее обычного.
Когда второй помощник появился снова, он спросил у дневального кофе.
«Лучше выпей фруктового сока», — вмешался я.
Дневальный остановился в замешательстве. Второй помощник, свалившийся в уголок, не произнес ничего.
«Фруктовый сок», — решил я. «И для меня тоже, пожалуйста».
Короткий сон пойдет нам обоим на пользу, так что кофе ни к чему.
Я как раз пробовал вытянуться, когда вошел Командир.
Дневальный вернулся с банкой сока и двумя кружками.
«Принеси мне крепкого кофе и пару бутербродов», — сказал Командир, «и поживее».