Полудницы

– У тебя еще есть время?

– Немного.

– А фонарь?

– Найдется и фонарь.

– Если пойдешь по тропинке через тот холм и войдешь в лес, то скоро наткнешься на двоих ваших, которые ушли по ягоды. Кажется, на них напал оборотень. Оба ранены и, скорее всего, сейчас пытаются прийти в себя. Забери их.

– Ты сказал вовремя, доктор. Завтра все мы уезжаем отсюда. В этих краях вы еще долго не увидите людей с оружием. Что-то еще?

– Да. Один из них хочет меня убить.

– Каланча… Вы еще легко отделались.

– Не так уж легко.

– Не беспокойся. Я прослежу, чтобы он покинул Адыгею вместе с нами. Но вечно следить за ним я не могу. Так что будь начеку, доктор. Такие, как он, помнят обиду долго.

Он еще раз махнул рукой, и его коренастая фигура растворилась в тумане.

– Возвращаемся… – сказала Гульшан.

Илий вздрогнул от ее тихого голоса. Вязкий туман обступил их со всех сторон, и если бы не тропинка, им никогда бы не дойти до монастыря. Сырая пелена таяла, расходилась, вдалеке блеснул теплый огонек.

Триста шагов отделяли его от дочери. Он шел в этом тумане и раньше, вчера, позавчера, всю жизнь – не зная, куда идет, не зная, кого спасает.

Он шел, потому что неизведанное – это смерть. В конце пути туман обязательно приоткроет занавес и под ним – разгадка, ответ. Плохой или хороший, печальный или радостный – неважно. Главное, знай себе иди за ответом, за ясным утром, в котором очертания предметов любимы и знакомы…

– Илий!

– Да…

– Вы спите на ходу.

Его пальцы ощутили грубое дерево и холодное железо монастырских ворот. Ночь, вокруг все еще ночь.

Гульшан постучала. Откуда-то сверху донеслись приглушенные голоса, словно кто-то катался по волнам. В щелях забегали огни. Заскрипел засов. Дверь поддалась.