Полудницы

Девушка двигалась медленно, как рептилия. Азим присмотрелся и понял, что она это делает нарочно, не давая телу перегреваться.

Дэн попытался сползти вниз по склону, скорчился от боли на горячих камнях. Он уже не вставал, только чуть пятился и снова замирал на скале.

Добравшись до него, Гульшан взяла бутылки, коротко что-то сказала. Парень перевернулся на спину и закрыл лицо кепкой. Он лежал, не двигаясь, словно загорал. Азим хотел было выбраться и помочь, но в сердце что-то ухнуло, в глазах потемнело, будто он въехал в горный тоннель. Ноги подогнулись, тело беспомощно сползло вниз. Когда он снова поднялся над расселиной, увидел, что Гульшан так же неторопливо возвращается. Она вылила на парня полбутылки воды и помогла ему подняться. Пошатываясь, они вернулись назад.

Дэн плюхнулся на землю и положил голову на прохладную глину. От его мокрой груди поднимался пар.

– Солнце озверело. Я шел себе спокойно, и вдруг меня как по голове огрели мешком с футбольными мячами. Я на целую минуту превратился в медузу!

– Шел спокойно? – тяжело дыша, повторила девушка. – Я сказала тебе не бежать. При активной работе мышц выделяется тепло, и ты перегреваешься в несколько раз быстрее.

Она сделала глоток воды из бутылки и протянула Азиму. Тот большим усилием не дал себе выпить много. Он оторвался от горлышка и заулыбался, показывая ровные зубы, которые прекрасно у него сохранились потому, что он с детства ел кукурузные лепешки.

– Что? – недоуменно спросила Гульшан.

– Нас действительно спасла женщина. Беру свои слова обратно.

– Еще рано говорить о спасении.

Она указала на яркую полоску солнца над головой старосты. Азим понял, что черта сместилась ниже. Если солнце продолжит двигаться в том же направлении, их убежище скоро превратится в чашу, полную убийственных лучей.

– Ты жив, поэт? – ткнул он внука в плечо.

– Поэты не умирают, – слабым голосом ответил Дэн и закрыл воспаленные глаза.

Глава 17

Монахиня

София драила железной мочалкой очередной котел, покрытый копотью. Пена плескалась на дне в такт ее движениям, и вода мочила рукава. Кожа на руках покраснела, плечи ныли от усталости. Она бросила короткий взгляд на оставшиеся котлы и снова принялась за работу.

Ей хотелось снять платок, повязанный вокруг головы. В трапезной было слишком жарко. Но в платке было все же лучше, чем в апостольнике, который закрывал шею и ниспадал на плечи. София до сих пор так и не привыкла к новому облачению, но радовалась тому, что не изнывает от жары под длинными черными одеждами.

Губы ее начали повторять молитву, и она почти перестала замечать усталость и скуку от монотонности работы.

Сестра Варвара вошла тихо, как мышь, и позвала Софию по имени.

Сначала инокиня не услышала ее из-за шума воды. Затем обернулась. И вздрогнула.