— Нет, почему же, — возразил он. — Говори, Сильфа, я выслушаю тебя.
— Выслушаете, да не услышите, — вздохнула я. — Кем вы стали, любимый? Я смотрю на вас, и не вижу ничего, кроме образа. Но в нём нет жизни. Хотя чего я, какая жизнь вообще может быть здесь. Но вам ведь здесь хорошо, не правда ли? Оглянитесь: вы — известный писатель, и ваши книги печатаются и издаются. Все люди в этом подъезде знают и почитают вас. Ваши поклонницы бросили всё ради того, чтобы жить вместе с вами. А вы — вы честно это всё заработали, и теперь отдыхаете здесь, на своём маяке, купаясь в лучах собственной славы. Разве я не права? Я бы хотела взять ваш автограф, прочесть ваши труды. Возможно, восхищаться вами, как прежде. Ответьте мне: это возможно?
Вместо ответа он коснулся моей ладони, потянулся ко мне.
Отвращение.
Я отстранилась, покачала головой.
— Не выйдет, Арчибальд. Я уже давно не такая, какой вы меня видите. Конечно, я, как и прежде, делю с вами одну постель, говорю с вами, вижу вас, но — не уже ли вы не чувствуете изменений? Скажите, как давно вы что-либо писали? Хотя бы строчку, хотя бы слово. Как давно это было? Вы ведь никогда не были писателем, вы играли в него. И, должна признать, вам это удалось. Образ отличный, браво. А толку-то?
Но он меня не слышал. Он пытался прикоснуться ко мне — и его дрожащие руки проходили сквозь моё тело. Он пытался обнять воздух, тяжело дышал, и не мог понять, почему иллюзии больше не слушаются его.
А я — я просто сидела рядом и наблюдала за ним. Сложно представить, что человек действительно способен так низко пасть.
— Вы — просто пустое место, как и всё вокруг. Я ожидала встретить друга, но с первого же взгляда на вас поняла, что — увы, — опоздала. Я не вижу за вами личности.
Граф валялся на постели, обхватив голову руками, желая избавиться от навязчивых мыслей. Он верил, что происходящее суть не более, чем его страхи, что я — это всего лишь напоминание, образ вины и жалости к самому себе, осознание истины. Он пытался прогнать меня, но я не уходила.
Тяжело признавать, что некогда близкий человек обернулся для меня не более чем сосудом для едва ли ни самого страшного греха. Я всё-таки надеялась, что ошибаюсь.
Камзол смят, волосы растрёпаны. Некогда аккуратная маска с красивым юношеским лицом совсем отслоилась от черепа.
— Вы даже лицо потеряли. Как ни клей, не удержите: нечего.
Он зло смотрел на меня — уже сквозь пустые глазницы оскалившегося серого черепа, немо цокал зубами, не в силах выдавить ни слова, дрожал всем телом.
— Знаете, — продолжала я, — жить стало и грустнее и интереснее, когда я взяла в привычку сдирать с людей кожу и любоваться скелетом. Ваш, к слову, вот-вот осыплется.
Вместо ответа он метнулся к книжному шкафу, к своим драгоценным фолиантам, принялся судорожно листать страницы, стремясь убедиться, что они не пустые. Его дыхание стало ровным. Он опустился в кресло, держа в руках одну из книг. Я заглянула через плечо: действительно, сплошное белое безмолвие. Но нет, он там и правда что-то видел. Вдумчиво вглядывался, улыбался, смеялся, хмыкал. Будто, действительно читал.
Я стояла в углу комнаты и курила, наблюдая за ним. Его глаза горели от радости, что все рукописи при нём, что ему и правда есть, чем гордиться, что он смог добиться всего сам.
Сделав ещё одну затяжку, я обратилась к нему в последний раз, на его языке.
— Скажи, от людишек чем разнится тролль?
Граф вздрогнул, замер, смутно вспоминая слова. Медленно поднял на меня тяжёлый пустой взгляд. Но ответил.
ebooksa